Власть меча

В первый день финальных соревнований по легкой атлетике Шасе удалось раздобыть положенные команде билеты для девушек, но места находились высоко на северной трибуне. Матильда Джанин позаимствовала бинокль Шасы и с тревогой осматривала огромное поле далеко внизу.

– Не могу его найти, – пожаловалась она.

– Он еще не вышел, – заверил ее Шаса. – Сначала будет стометровка.

Но он и сам чувствовал напряжение, как и она. В полуфинальном забеге на двести метров Дэвид Абрахамс пришел вторым после великого американского атлета Джесси Оуэнса, Черной Антилопы, и тем самым обеспечил себе участие в финале.

– Я так нервничаю, что кажется, у меня может удар случиться, – выдохнула Матильда Джанин, не опуская бинокля.

По другую сторону от Шасы точно так же волновалась Тара, но по другим причинам.

– Это возмутительно! – воскликнула она так горячо, что Шаса удивленно повернулся к ней:

– Что именно?

– Ты что, ничего вообще не слышишь?

– Извини, ты же знаешь, Дэвид выйдет с минуты на минуту…

Его слова заглушил гром аплодисментов, и ряды зрителей поднялись на ноги, когда финалисты стометровки рванулись с места; когда же они пересекли финишную прямую, тональность голосов изменилась, к овациям победителю примешались стоны разочарования.

– Вот! – Тара схватила Шасу за руку. – Прислушайся!

Неподалеку от них в толпе кто-то выкрикнул:

– Опять американский чернокожий выиграл!

А кто-то поближе поддержал:

– Америке не следует позориться, позволяя черным скотам носить ее цвета!

– Эти расисты отвратительны!

Тара сердито оглядывалась по сторонам, пытаясь найти тех, от кого исходили выкрики, в море лиц, окружавших их троих, но, потерпев неудачу, снова повернулась к Шасе.

– Немцы грозятся лишить всех медалей тех, кого они называют низшими расами, чернокожих и евреев, – громко произнесла она. – Это отвратительно!

– Успокойся! – прошептал Шаса.

– Тебя это не волнует? – гневно осведомилась Тара. – Дэвид же еврей!

– Конечно, мне не все равно, – тихо ответил Шаса, смущенно глядя по сторонам. – Но замолчи, Тара, ты ведешь себя неприлично!

– Думаю…

Тара повысила голос вопреки просьбе Шасы, но тут еще более пронзительно закричала Матильда Джанин:

– Вон он… вон там Дэвид!

Шаса с облегчением вскочил.

– Да, это он… сделай это, Дэви! Несись, как африканская антилопа!

Финалисты двухсотметровки вышли в дальний конец поля и разминались с помощью бега на месте и работы руками, чтобы как следует разогреть тело.

– Разве Дэвид не неописуем? – требовательно спросила Матильда Джанин.

– Думаю, это точно его описывает, – согласился Шаса, и девушка ущипнула его за руку:

– Ты знаешь, что я имела в виду.

Атлеты заняли свои места, и вперед шагнул судья, дающий сигнал к началу забега. Снова огромный стадион затих, а бегуны пригнулись и сосредоточенно замерли.

Раздался выстрел, с такого расстояния прозвучавший как негромкий хлопок, и спортсмены рванулись с места. Сначала они бежали одной ровной линией – мелькали длинные ноги, высоко взлетали руки, – и на стадионе уже нарастал шум, а затем линия утратила свою безупречность, выгнувшись в центре; темный гибкий человек, напоминавший пантеру, вырвался вперед, и в шуме вокруг стали различаться скандируемые слова.

– Джес-си Оу-энс! – повторял хор голосов, а темнокожий спортсмен уже пронесся через линию финиша, оставив других бегунов позади.

– Что такое? – закричала Матильда Джанин.

– Джесси Оуэнс победил! – крикнул Шаса, чтобы его можно было расслышать сквозь шум.

– Это я вижу… но Дэвид, где Дэвид?

– Не знаю. Невозможно рассмотреть. Они все находятся слишком близко друг к другу.

Они ждали, горя лихорадкой, пока наконец над головами не загремел голос из громкоговорителей:

– Achtung![24] Ахтунг!

И они услышали имена:

– Джесси Оуэнс, Картер Браун… – А потом наконец: – Дэвид Абрахамс!

Матильда Джанин завизжала:

– Ой, держите меня, я сейчас в обморок упаду! Дэвид выиграл бронзу!

Она все еще визжала и прыгала на месте, не скрывая потока радостных слез, лившихся по ее щекам и стекавших с подбородка, когда на зеленом поле внизу появилась худая долговязая фигура в шортах и майке бегуна и, поднявшись на нижнюю ступень пьедестала победителей, наклонила голову, позволяя надеть себе на шею ленту с бронзовой медалью.

Все они начали в тот вечер праздновать в гостиной номера Сантэн в «Бристоле». Блэйн произнес краткую поздравительную речь, а Дэвид неловко и застенчиво стоял посреди комнаты, когда за него поднимали бокалы с шампанским. И поскольку это был Дэвид, Шаса тоже выпил полный бокал изумительного «Боланже» 1929 года, которое Сантэн запасла для подобных случаев.

Далее он выпил еще бокал немецкого зекта в кафе на углу Курфюрстендамм, невдалеке от отеля, а затем все четверо, взявшись за руки, отправились гулять по знаменитой берлинской улице развлечений. Все признаки разложения, запрещенные нацистами, вроде бутылочек кока-колы в уличных кафе, джаза, афиш фильмов с Кларком Гейблом и Мирной Лой, снова возникли, вернувшись по специальному разрешению на время Олимпийских игр, но не долее.

Они заглянули еще в одно кафе, и на этот раз Шаса заказал шнапс.