Власть меча

– Это выглядело чем-то языческим, неким идолопоклонством, и, конечно, это откровенная пропаганда. Герр Гитлер продает нацистскую Германию как новую расу мировых суперменов. Но, да, вынужден с тобой согласиться, это, к сожалению, действительно было отличным развлечением, с легким привкусом угрозы и зла, что лишь прибавляло удовольствия.

– Блэйн, ты просто упрямый старый циник!

– Да, это моя единственная добродетель, – согласился он и сменил тему: – Они уже представили расписание первых соревнований. Нам повезло, не придется играть с Аргентиной или с янки.

Им выпало играть с Австралией, и их надежды на легкую победу рухнули почти мгновенно, потому что австралийцы при первом же свистке ринулись галопом, как атакующая кавалерия, вынудив и Блэйна, и Шасу отчаянно защищаться. Австралийцы поддерживали неослабевающее нападение три первых чаккера, не давая команде Блэйна возможности собраться.

Шаса сдерживал стремление вырваться вперед в одиночку и полностью отдался под команду капитана, мгновенно откликаясь на приказы Блэйна «срезать слева», «прикрыть нападающего» или «повернуть назад», набираясь от Блэйна того единственного, чего ему самому не хватало, – опыта. В эти отчаянные минуты узы понимания и доверия между ними, уже давно ковавшиеся, испытывались почти на разрыв, но они выдержали, и в середине четвертого чаккера Блэйн, оказавшись рядом с молодым вторым номером, сказал:

– Они уже выпустили основной заряд, Шаса. Посмотрим теперь, справятся ли они с тем, что сами предложили.

Шаса принял высокий мяч от Блэйна, встав на стременах, и погнал его через поле, отвлекая австралийцев, прежде чем снова отправить мяч в середину поля по ленивой параболе, чтобы тот упал прямо перед носом бешено мчавшегося пони Блэйна. Этот момент стал поворотным, и в конце они, соскочив с покрытых пеной пони, хлопали друг друга по спинам и хохотали, сами не до конца веря собственному достижению.

Но триумф перешел в уныние, когда они услышали, что во втором матче будут играть против аргентинцев.

Дэвид Абрахамс неудачно завершил первый забег на четыреста метров, придя четвертым, и не прошел в следующий тур. Матильда Джанин в тот вечер отказалась от ужина и очень рано отправилась в постель, но два дня спустя уже была полна сил и лихорадочно возбуждена, потому что Дэвид выиграл в забеге на двести метров и прошел в полуфинал.

Первым соперником Манфреда де ла Рея стал француз Морис Артуа, вполне рядовой боец в их весе.

– Быстрый, как мамба, храбрый, как медоед! – прошептал дядя Тромп Манфреду при звуке гонга.

Хейди Крамер, сидящая в четвертом ряду, рядом с полковником Болдтом, содрогнулась от неожиданного возбуждения, когда Манфред покинул свой угол и вышел в центр ринга. Он двигался как кошка.

До этого момента Хейди требовались немалые усилия, чтобы изображать интерес к спорту. Она находила звуки, запахи, вид боев отталкивающими – вонь прогорклого пота на настиле ринга и коже перчаток, животное рычание и хлопки перчаток по телам, кровь, пот и брызги слюны оскорбляли ее брезгливую натуру. Но теперь, сидя среди хорошо одетых и воспитанных зрителей, облаченная в шелк и кружева, надушенная и безмятежная, по контрасту с этим она сочла жестокость и насилие на ринге пугающими и в то же время возбуждающими.

Манфред де ла Рей, спокойный и суровый молодой человек, лишенный чувства юмора, серьезный, слегка неловкий в непривычной одежде, а в изысканной компании чувствующий себя не в своей тарелке, внезапно превратился в великолепного дикого зверя, и первобытная свирепость, которую он, казалось, излучал, и сверкание желтых глаз под черными бровями, когда он превращал лицо француза в бесформенную окровавленную маску, а потом сбил его на колени в середине безупречно-белого ринга, вызвали в ней такое извращенное волнение, что Хейди вдруг заметила, что крепко сжимает колени, а ее лоно жарко тает и влажнеет под дорогим китайским крепом юбки.

Это волнение не остывало, когда она в тот вечер сидела рядом с Манфредом в ложе государственной оперы и героическая тевтонская музыка Вагнера пронизывала все, захватывая дух. Хейди слегка передвинулась на своем месте, и ее обнаженное плечо коснулось Манфреда. Хейди почувствовала, как Манфред слегка вздрогнул и начал отодвигаться, но спохватился. Прикосновение было легким, как паутинка, но оба они ощутили его весьма остро.

Полковник Брандт снова предоставил в их распоряжение «мерседес» на весь вечер. Шофер уже ждал их, когда они спустились по ступеням оперного театра. Устраиваясь на заднем сиденье, Хейди заметила, что Манфред слегка поморщился.

– Что такое? – быстро спросила она.

– Пустяки.

Она коснулась его плеча крепкими пальцами.

– Здесь… болит?

– Оцепенелость в мышце… к утру пройдет.

– Ганс, вези нас к моей квартире в Ганзе, – приказала шоферу Хейди.

Манфред обеспокоенно посмотрел на нее.

– Мама передала мне один из ее особых секретов, – пояснила девушка. – Это жидкая мазь из лесного папоротника, воистину волшебная.

– В этом нет необходимости… – запротестовал Манфред.