– Я так взволнована нашей встречей! – заговорила она на английском с акцентом. – Я много читала об Африке, о ее зверях и зулусах, и однажды я обязательно туда поеду. Вы должны пообещать, что расскажете мне все о вашей прекрасной стране, а я вам расскажу о моей прекрасной Германии.
Все с энтузиазмом согласились, а девушка посмотрела прямо на дядю Тромпа.
– Так, позвольте мне угадать… Вы ведь преподобный Тромп Бирман, тренер команды боксеров? – спросила она.
Дядя Тромп расплылся в улыбке:
– Все-то вы знаете!
– Я видела вашу фотографию, – призналась Хейди. – Разве можно забыть такую потрясающую бороду?
Дядя Тромп был откровенно польщен.
– Но вы должны познакомить меня с остальными.
– Это Рольф Стандер, наш боксер в тяжелом весе, – представил дядя Тромп. – А это Манфред де ла Рей, полутяжелый вес.
Манфред был уверен, что Хейди отреагировала на его имя, чуть изогнув уголок губ и слегка прищурив глаза; потом она снова улыбнулась.
– Мы все станем хорошими друзьями, – сказала она, и Манфред ответил ей на немецком:
– Мой народ, африканеры, всегда был верным другом немецкого народа.
– О, у вас безупречный немецкий! – с восторгом воскликнула Хейди на том же языке. – Где вы научились говорить как настоящий немец?
– Моя бабушка по отцу и моя мать были чистокровными немками.
– Тогда вы найдете много интересного в нашей стране!
Она снова перешла на английский и начала лекцию, указывая на достопримечательности города, пока вереница черных «мерседесов» с развевающимися на капотах олимпийскими флажками мчалась по улицам.
– Вот это – знаменитая Унтер-ден-Линден, улица, которую очень любят жители Берлина.
Улица была широкой и прекрасной; вдоль бульвара, что разделял две полосы движения, росли липы.
– Длина этой улицы составляет милю. Позади нас – дворец, а впереди – Бранденбургские ворота.
Высокое монументальное сооружение с колоннами было увешано гигантскими флагами, что свисали от квадриги наверху до самой земли; алые и черные свастики были обрамлены разноцветными олимпийскими кольцами, и флаги колыхались на легком ветру.
– А это – здание государственной оперы. – Хейди повернулась, чтобы показать на него через боковое окно. – Оно построено в тысяча семьсот сорок первом году… – Девушка интересно и содержательно рассказывала о каждом культурном или историческом архитектурном объекте. – Видите, как вам рады жители Берлина? – воскликнула она с тем нервно-радостным энтузиазмом, который, похоже, был свойствен всем жителям национал-социалистической Германии. – Смотрите! Смотрите!
Берлин переполняли флаги и транспаранты. На каждом общественном здании, универмаге, многоквартирном и частном доме развевались флаги и виднелись свастики и олимпийские кольца, тысячи, десятки тысяч.
Когда они наконец добрались до квартир в Олимпийской деревне, что были подготовлены специально для них, почетные стражи из гитлерюгенда встречали их с пылающими факелами, и еще один оркестр, расположившийся на боковой дорожке, заиграл «Голос Южной Африки», их национальный гимн.
В здании Хейди вручила каждому буклет с цветными купонами, на которых было изложено до мельчайших деталей их расписание и устройство – от обозначения комнат и кроватей, где каждому предстояло спать, и автобусов, которые станут их возить в олимпийский комплекс, до раздевалок и номеров шкафчиков, которые будут им выделены на стадионе.
– Здесь, в этом доме, у вас будут свой повар и столовая. Пищу будут готовить по вашему предпочтению, с должным вниманием к особым диетам и вкусам. В любой час в вашем распоряжении врач и дантист. Химчистка и прачечная, радио и телефоны, массажист для команды, секретарь с пишущей машинкой…
Все было устроено отлично, и южноафриканцев поразили точность и тщательность планирования.
– Пожалуйста, теперь найдите свои комнаты, багаж уже доставлен и ждет вас. Распакуйте вещи и отдохните. Завтра утром я повезу вас на автобусе в Рейхспортфельд, олимпийский комплекс. До него отсюда десять миль, так что отправимся сразу после завтрака, в половине девятого. А пока, если вам что-то нужно – что угодно, – вы можете просто сказать мне.
– Я знаю, о чем бы я у нее попросил, – прошептал один легковес, делая большие глаза, и у Манфреда сжались кулаки от гнева на подобную грубость, пусть даже Хейди этого не слышала.
– До завтра! – весело крикнула она и отправилась в кухню, чтобы поговорить с поваром.
– Вот это то, что я называю женщиной! – проворчал дядя Тромп. – К счастью, я духовное лицо, стар и счастлив в браке и уже не поддаюсь искушениям Евы.
Боксеры изъявили насмешливое сочувствие дяде Тромпу, который к этому времени стал уже всеобщим дядюшкой.
– Ладно! – Он вдруг стал строгим. – Где ваши спортивные туфли, лентяи? Перед ужином – пробежка десять миль, будьте любезны!
Когда они спустились к завтраку, Хейди уже ждала их, веселая, жизнерадостная и улыбающаяся; она отвечала на их вопросы, раздавала полученную для них почту, быстро и без суеты решала десятки мелких проблем, а потом, когда они поели, повела их к месту стоянки автобусов.