Претендент на звание чемпиона в полутяжелом весе Манфред де ла Рей первым вышел на ринг в сопровождении тренера и двух секундантов, и трибуна, занятая студентами Стелленбоса, взорвалась воплями – все размахивали флажками, издавая боевой клич мэйтисов. Им тут же ответили сидевшие напротив уитсы, надрывая глотки и топая ногами. От шума уже болели уши, когда Манфред поднялся на ринг и исполнил нечто вроде короткого танца, подпрыгивая с ноги на ногу и вскинув над головой руки в перчатках; шелковый халат свисал с его плеч, как плащ.
Волосы Манфреда заметно отросли не по моде; не смазанные бриолином, они при каждом движении взлетали вокруг его головы, как золотистое облако. Крепкий подбородок не казался тяжелым, а лоб и щеки были очерчены скульптурно, но над всеми чертами властвовали глаза – светлые и безжалостные, как у крупной хищной кошки, их необычность подчеркивали темные брови.
Широкие плечи Манфреда в сочетании с узкими бедрами и длинными красивыми линиями ног образовывали нечто вроде перевернутой пирамиды, на всем его теле не было ни капли жира, так что каждый мускул четко выступал под кожей.
Шаса застыл, узнав этого человека. Он гневно стиснул челюсти, так ярко вспомнив удары этих кулаков и удушающую массу мертвой рыбы, словно и не существовало нескольких лет, миновавших с того достопамятного события.
– Я его знаю, мама, – прорычал он сквозь зубы. – Это тот самый, с которым я подрался на причале в Уолфиш.
Сантэн положила ладонь на его руку, останавливая его, но не посмотрела в его сторону и ничего не сказала. Вместо этого она украдкой бросила взгляд на Блэйна, и то, что она увидела, расстроило ее.
Блэйн был мрачен, и она буквально ощутила его гнев и боль. Он мог проявлять понимание и великодушие за тысячу миль отсюда, но теперь, когда перед ним появилось живое доказательство ее распутства, он мог думать лишь о мужчине, который одарил ее этим бастардом, и о ее уступке… нет, о том, что она с радостью разделила этот акт. Он думал о ее теле, которому следовало принадлежать только ему одному, но этим телом воспользовался некий чужак, противник, в битве с которым Блэйн рисковал собственной жизнью.
«О боже, зачем я приехала?» – терзала себя Сантэн.
Но потом, ощутив, как нечто растаяло и изменилось внутри нее, она поняла ответ.
«Плоть от моей плоти, – подумала она. – Кровь от моей крови».
Она вспомнила тяжесть сына в своей утробе, движение жизни глубоко внутри, и материнский инстинкт переполнил ее, грозя удушить, и сердитый крик новорожденного оглушительно зазвучал в ее голове.
«Мой сын! – Она чуть не выкрикнула это вслух. – Мой родной сын!»
Великолепный боец на ринге повернул голову в ее сторону и впервые заметил ее. Он уронил руки и вскинул голову, направив на нее взгляд, напитанный такой сосредоточенной злобой, такой невыносимой ненавистью в желтых глазах, что это было подобно удару колючей булавы прямо по незащищенному лицу. И тут же Манфред де ла Рей подчеркнуто повернулся к ней спиной и ушел в свой угол.
Все трое – Блэйн, Шаса и Сантэн – сидели напряженно, молча посреди ревущей, декламирующей, возбужденной толпы. Они не смотрели друг на друга, и лишь Сантэн слегка шевелилась, тиская на коленях уголок украшенной блестками шали и покусывая нижнюю губу, чтобы та не дрожала.
На ринг выбежал чемпион. Ян Рашмор был на дюйм ниже Манфреда, но шире и мощнее в груди, он обладал мускулистыми, по-обезьяньи длинными руками и шеей настолько короткой, что голова словно сидела прямо на плечах. Густые жесткие черные волосы кудрявились в вырезе его майки, и в целом он выглядел могучим и опасным, как дикий кабан.
Прозвенел гонг, и под кровожадный рев толпы боксеры сошлись на середине ринга. Сантэн невольно задохнулась при первом глухом ударе перчатки по плоти и кости. По сравнению со стремительными ударами легких бойцов в предыдущих боях это походило на стычку гладиаторов.
Сантэн не видела каких-то преимуществ ни у одного из этих двоих, когда они кружили по рингу и сходились, а их кулаки наносили жуткие удары, отбивавшиеся крепкой защитой. Потом они снова расходились и, пригибаясь, опять оказывались рядом, а толпа вокруг Сантэн орала в бессмысленном неистовстве.
Раунд закончился так же внезапно, как начался, и бойцы разошлись, вернувшись к небольшим группам одетых в белое секундантов, и те сразу начали хлопотать над ними, аккуратно отирая влажными губками, разминая им мышцы, обмахивая, массируя и шепча советы.
Манфред набрал в рот воды из бутылки, которую большой чернобородый тренер поднес к его губам. Пополоскав ею рот, он повернулся и снова посмотрел на Сантэн, сразу найдя ее в толпе своими бледными глазами, а потом демонстративно, не сводя с Сантэн взгляда, выплюнул воду в ведро, стоявшее у его ног. Она поняла, что это значило: таким способом он швырнул в нее свой гнев. Она съежилась перед его яростью и почти не слышала, что говорил сидящий рядом с ней Блэйн.
– Полагаю, этот раунд – разминка. Де ла Рей пока себя не показывает, а Рашмор осторожничает.