Когда наконец Сантэн вошла в него, она даже не увидела грязных и поблекших обоев или потертых ковров на полу. Она стояла в главной комнате и мягко улыбалась. «Здесь жили счастливые люди. Да, это то, что нужно. Я куплю его».
Она зарегистрировала покупку на одну из своих холдинговых компаний, но ремонт не доверила никому из архитекторов или декораторов. Всю реконструкцию Сантэн спланировала и выполнила сама.
«Это будет самое идеальное из всех любовных гнездышек, какие только строились на свете». Она установила для себя свои обычные недостижимые стандарты и, когда начались работы, каждое утро советовалась со строителем и его плотниками, сантехниками и малярами. Они снесли перегородки между четырьмя крошечными спальнями и превратили их в один будуар с французскими окнами с жалюзи, выходившими в огороженный сад, за которым вставала высокая стена желтого песчаника – Столовая гора, а за ней виднелись серые утесы.
Сантэн сделала отдельные ванные комнаты для Блэйна и для себя, при этом его ванную отделала кремовым итальянским мрамором с рубиново-красными прожилками и оснастила кранами в виде золотых дельфинов, а свою превратила в шатер бедуина, задрапировав розовым шелком.
Кровать представляла собой музейный экспонат, выполненный в стиле итальянского Ренессанса, инкрустированный слоновой костью и золотом. «Мы можем на ней играть в поло в межсезонье», – заметил Блэйн, впервые увидев ее. Сантэн повесила в спальне картину своего любимого Тёрнера с изображением золотого моря, залитого солнечным светом, расположив ее так, чтобы пейзаж был хорошо виден с кровати. В столовой она повесила полотно Пьера Боннара, осветив его канделябром, представлявшим собой перевернутую рождественскую елку из хрусталя, а на буфете расставила лучшие образцы своей коллекции серебра эпох королевы Анны и Людовика Четырнадцатого.
Она наняла постоянный штат из четырех человек, включая лакея для Блэйна и садовника. В повара она выбрала малайца, творившего божественный плов, южноафриканский боботи[15] и индонезийский рийстафель[16], каких Блэйн, знаток карри, обожавший пряности, никогда и не пробовал.
Продавец цветов из ее магазина перед церковью Грут-Керк неподалеку от здания парламента получил контракт на ежедневную поставку в коттедж огромных букетов желтых роз, а еще Сантэн устроила небольшой винный погреб с благороднейшими винами из собственных гигантских погребов Вельтевредена и за безумную цену создала комнату-холодильник с отдельным входом, чтобы хранить окорока и сыры, банки с икрой и копченых шотландских лососей, а также прочее в этом роде, необходимое для жизни по высшему классу.
Тем не менее при всем ее любовном внимании к деталям и тщательном планировании им везло, если они могли провести там хотя бы одну ночь в месяц. Хотя случались и недолгие украденные часы, которые Сантэн копила и запасала, как бриллианты, словно самый жадный скряга: обеды вдвоем, когда парламент объявлял перерыв, или полуночные антракты, когда кабинет министров заседал допоздна. Происходили и случайные встречи днем – когда его жена Изабелла думала, что он уехал на тренировку по поло или на встречу с министрами.
Теперь Сантэн осторожно повернула голову на кружевной подушке и посмотрела на Блэйна. Сквозь жалюзи сочился легкий свет, и черты Блэйна казались вырезанными из слоновой кости. Сантэн подумала, что он выглядит как спящий римский цезарь, с его крупным носом и широким властным ртом.
«Похож, если не считать ушей», – подумала Сантэн и подавила смешок.
Как ни странно, даже через три года в его присутствии она по-прежнему чувствовала себя девчонкой. Она тихо встала, стараясь не встряхнуть матрас и не потревожить Блэйна, взяла с кушетки свой халат и выскользнула в ванную комнату.
Она быстро расчесала волосы, уложила их в темные локоны, попутно ища седые волоски, а потом с облегчением принялась чистить зубы и промывать глаза лосьоном из маленькой голубой бутылочки, пока они не засияли. Потом наложила крем и стерла его излишки. Блэйн любил, когда на ее коже не было косметики. Сев на биде, Сантэн снова улыбнулась, вспомнив насмешливое изумление Блэйна, когда тот впервые увидел этот предмет.
– Чудесно! – воскликнул он. – Конская поилка в ванной комнате! Вот уж пригодилась!
А иногда Блэйн бывал таким романтичным, что казался почти французом. Сантэн засмеялась от предвкушения, взяла из гардероба свежий шелковый халат и поспешила в кухню. Слуги пребывали в волнении и оживленно болтали, потому что здесь был хозяин, а все они обожали Блэйна.
– Ты их получил, Хаджи? – быстро спросила Сантэн, обращаясь к повару так, как положено уважительно обращаться к тому, кто совершил паломничество в Мекку.
Повар-малаец, похожий на желтого, как масло, гнома в красной феске с кисточкой, усмехнулся и гордо предъявил пару крупных жирных лососей.
– Доставили вчера с почтовым катером, мадам, – похвастался он.
– Хаджи, ты волшебник! – захлопала в ладоши Сантэн.
Шотландский лосось был у Блэйна любимым блюдом на завтрак.
– Ты приготовишь их так, как он любит, да?