– Ну-ну, не будь таким глупым утенком, – проворчал ей в ухо Манфред, но его голос охрип от странного и непривычного волнения, охватившего его при соприкосновении ее горячей шелковистой щеки с его щекой.
– О Мани, ты уезжаешь так далеко! – Она пыталась скрыть слезы, прижавшись к его шее. – Нас никогда еще не разделяло такое расстояние.
– Перестань, мартышка! На тебя люди смотрят! – мягко выбранил ее Манфред. – Поцелуй меня, и я привезу тебе подарок.
– Не надо мне подарков! Мне нужен ты! – шмыгнула носом Сара, а потом подняла голову и прижалась губами к его рту.
Ее губы словно плавились от внутреннего жара, они были влажными и сладкими, как спелое яблоко.
Это длилось всего несколько секунд, но Манфред вдруг остро осознал, что Сара может оказаться в его объятиях обнаженной… и он чуть не сгорел от стыда и отвращения к предательству собственного тела, к греху, который, казалось, дымился в его крови и взрывался в его мозгу, как ракета. Он резко отстранился, и на лице Сары отразились озадаченность и обида; она еще не успела опустить руки, когда Манфред вскочил на ступеньки площадки вагона и поспешил присоединиться к шумной ораве и суете своей команды.
Когда поезд отошел от станции, Сара все так же стояла немного в стороне от других девочек, а когда они все повернулись и пошли с платформы, она еще немного помедлила, глядя вслед набиравшему скорость поезду, убегавшему к горам. Наконец поворот дороги скрыл от нее вагоны.
Когда Манфред, смотревший в окно, повернулся, он увидел, что Рольф Стандер насмешливо наблюдает за ним. Рольф усмехнулся и открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Манфред обжег его яростным и смятенным взглядом:
– Hou jou bek![14] Побереги свою челюсть, приятель!
Межуниверситетские соревнования продолжались десять дней, по пять раундов в каждой весовой категории; все участники должны были биться через день.
Манфред был вторым номером в своей категории, а это значило, что в последнем бою он вполне может встретиться с обладателем пояса чемпиона. Нынешний чемпион был студентом инженерного факультета, только что окончившим университет Витватерсранда. Он ни разу не проиграл за всю свою карьеру и уже заявил о своем намерении стать профессионалом сразу после Олимпийских игр, куда его определенно собирались послать.
Манфред выиграл первые два боя с оскорбительной легкостью. Его противники, напуганные его репутацией, уже во втором раунде сдались перед градом ударов красных перчаток, и среда стала для Манфреда днем отдыха.
Он проснулся раньше всех и вышел из общежития принимавшего их университета, пропустив завтрак, чтобы успеть на ранний утренний поезд с центрального вокзала Йоханнесбурга. Путь по открытой равнине занимал меньше часа.
Манфред скромно позавтракал в буфете вокзала Претории, а потом с неохотой пошел пешком.
Центральная тюрьма Претории представляла собой уродливое прямоугольное здание, и интерьер был таким же неприветливым и угнетающим. Здесь приводились в исполнение все казни и содержались те, кто получил пожизненный срок.
Манфред вошел в приемную для посетителей, поговорил с сидевшим за столом неулыбчивым старшим тюремщиком и заполнил бланк заявления.
Он немного задержался над пунктом «отношение к заключенному», но потом дерзко написал: «Сын».
Когда он вернул бланк надзирателю, тот медленно и внимательно все прочитал, а потом поднял голову и посмотрел на Манфреда, мрачно и отстраненно.
– У него не было посетителей за все эти годы, ни одного, – сказал он.
– Я не мог приехать раньше, – попытался оправдаться Манфред. – Были причины.
– Все так говорят. – Тут выражение лица тюремщика слегка изменилось. – Вы ведь боксер, да?
– Верно, – кивнул Манфред.
И тут он, следуя порыву, подал тайный сигнал «стражей воловьей повозки», и тюремщик изумленно моргнул, потом снова уставился на бланк, лежавший перед ним.