Почти с первого дня Манфред полностью погрузился в подготовку к вступительным экзаменам в университет. Он занимался с раннего утра до позднего вечера ежедневно в течение двух месяцев, а потом целую тяжелую неделю сдавал экзамены и еще более тяжелую неделю ждал результатов. Он прошел первым по немецкому языку, третьим по математике и восьмым по всему остальному – привычка к учебе, приобретенная им за годы жизни в доме Бирманов, теперь принесла свои плоды, и он был принят на юридический факультет, семестр начинался в конце января.
Тетя Труди отчаянно противилась тому, чтобы Манфред покинул их особняк и перебрался в одно из университетских мужских общежитий. Как она подчеркивала, у него и так теперь имелась отличная собственная комната; девочки будут по нему скучать, и это приведет к беспорядку – тут она подразумевала особые страдания некоторых, – и даже при нынешнем роскошном жалованье дяди Тромпа плата за общежитие станет нагрузкой на семейный бюджет.
Дядю Тромпа вызвали к университетскому секретарю и заключили с ним некое финансовое соглашение, которое в семье никогда не обсуждалось, но он твердо встал на сторону Манфреда: «Жить в доме, полном женщин? Да это сведет парня с ума! Он должен отправиться туда, где сможет общаться с другими молодыми людьми и полностью участвовать в жизни университета».
В итоге 25 января Манфред перебрался во внушительное жилище для студентов-мужчин, здание в голландском стиле, носившее название Рюст-эн-Вреде. Это означало «покой и умиротворение», и уже в первые несколько минут после прибытия Манфред осознал, насколько иронично выглядело такое название, потому что его немедленно подвергли варварскому ритуалу посвящения новичков.
Его тут же лишили собственного имени и взамен наградили кличкой Поуп, как и еще девятнадцать новичков. Это приблизительно переводилось как «пукалка». Манфреду было запрещено использовать местоимения «я» или «мне», он должен был говорить только «этот пукалка» и просить разрешения на любое действие не только у старших студентов, но и у неодушевленных предметов, с которыми он сталкивался в общежитии. Таким образом, он был вынужден постоянно бормотать всякие глупости: «Достопочтенная дверь, этот пукалка желает пройти» или «Достопочтенный унитаз, этот пукалка желает на вас сесть».
Внутри общежития ему и его товарищам-новичкам не разрешалось нормально передвигаться, они должны были постоянно ходить задом наперед, даже вниз по лестницам. Они оказались отрезанными от друзей и родных, в особенности строго им запрещалось разговаривать с противоположным полом; если их ловили даже на том, что они смотрят на хорошенькую девушку, им на шею вешали предупредительную табличку, которую нельзя было снимать даже в ванной: «ОСТОРОЖНО! СЕКСУАЛЬНЫЙ МАНЬЯК НА СВОБОДЕ!»
Их комнаты ежечасно подвергались набегам старшекурсников, с шести вечера до шести утра. Все их постельное белье сваливали в кучу на полу и обливали водой, книги и прочие вещи сбрасывали с полок, выворачивали ящики и кидали все на мокрые одеяла. Старшие исполняли это дело по очереди, пока дрожащие новички не устраивались спать на голых плитках коридора за дверями собственных спален, оставляя внутри мокрый хаос. А потом старший студент, высокомерный почитаемый четверокурсник по имени Рольф Стандер, возглавлял официальный комитет проверки комнат.
– Вы все – самое отвратительное сборище пукалок, какие только позорили этот университет! – заявлял он новичкам в конце проверки. – У вас есть один час, чтобы привести комнаты в безупречное состояние и полный порядок, после чего вы отправитесь маршировать в качестве наказания за ваше свинство.
Была уже полночь, когда Рольф Стандер наконец объявил, что удовлетворен состоянием спален, и новички приготовились маршировать.
Но не просто маршировать. Их заставили раздеться до трусов, надеть на головы наволочки, построили вереницей, намотав веревку им на шеи, а руки связав за спиной, и в таком виде погнали по улицам спящего города к горам. Дорога на избранном маршруте была неровной и каменистой, а когда кто-то из них падал, то сбивал с ног и тех, кто шел впереди и позади него. В четыре утра их привели обратно в город на кровоточащих ногах, с ободранными грубой конопляной веревкой шеями, и тут оказалось, что их спальни вновь подверглись налету, а следующая инспекция Рольфа Стандера состоится в пять часов. Первая лекция в университете начиналась в семь. На завтрак времени не оставалось.
Все это происходило под предлогом невинных шуток; руководство университета закрывало глаза на ритуалы на том основании, что мужчины должны быть мужчинами и что посвящение было «традицией университета», прививающей новичкам дух сообщества.