Власть и слава

Март вдруг осознал, что бежит за толстяком. Он не совсем понимал, зачем. Возможно, он ненавидел Ла Бушери так же сильно, как тот ненавидел его вплоть до обнаружения вычислительной машины. И это определенно было бесполезной глупостью – вот так никчемно выбрасывать свою жизнь – жизнь, которая, благодаря какому-нибудь чуду, могла в будущем принести фрименам пользу, – но на этой охваченной бурей арене, где господствовали ветер, тьма и прожекторные лучи, не было времени для размышлений. Март Хэверс помчался за человеком, которого ненавидел много лет, пытаясь спасти от неминуемой гибели.

Мощный порыв ветра подхватил Ла Бушери и пронес метров десять. Именно это спасло ему жизнь. Там, где он находился секунду назад, взорвалась бомба, а теперь прожекторы запутались и заметались. Ни один из них пока не задел Марта. Не то, чтобы это имело какое-то значение, поскольку бежать все равно было бесполезно.

Тем не менее, он продолжал нестись очертя голову.

Молния подсветила облака бледным пламенем. Ла Бушери с Мартом стали отличным целями в этом свете. Хэверс увидел перед собой широкую фигуру, увидел, как она, шатаясь, двигается дальше, и заметил чуть поодаль помятый самолет Погодного Патруля.

Пока самолеты в небе сделали заход и сбросили бомбы, Ла Бушери забрался в кабину реактивной машины.

– Ла Бушери! – пытаясь перекричать ветер и гром, завопил Хэверс. – Даже не думай об этом!

Его откинуло ударной волной. Он лежал в полубессознательном состоянии, пока дождь, бьющий в лицо, не привел его в чувства. Дождь и что-то еще – глухое завывание реактивных двигателей.

Март приподнялся на локте и застыл от увиденного. Самолет набирал высоту.

Когда разбивался обычный самолет, он больше не мог взлететь, поскольку крылья, двигатель и винт становились бесполезными. Но реактивный самолет нельзя было обездвижить, пока его двигатели могли выпускать огненную струю. Ла Бушери поднимался в небо.

Да, двигатели работали. Но управление не действовало. Самолет мог лететь только прямо. И Ла Бушери включил ревущие двигатели на полную мощность.

Патрульные самолеты сделали еще один заход, стреляя из всех орудий. Но Ла Бушери оставил их позади за считанные секунды. Обычные самолеты были слишком медленными, и к тому же недостаточно маневренными.

Реактивный самолет со своими маленькими крыльями мчался в небеса. Изрыгающие огонь двигатели оставляли пламенный след, на секунду задерживающийся над измученной ураганом планетой.

Затем в самолет ударила молния, а с самолета перескочила на землю.

Март осознал, что поднялся на ноги, кричит и глядит вверх, не обращая внимания на заливающий глаза дождь. Теперь он понял, что задумал Ла Бушери. Он не сошел с ума – по крайней мере, не совсем, хотя это и было самоубийство. Толстяк вспомнил уроки погодного контроля, преподанные ему Хэверсом. Вспомнил о специальном оборудовании этого конкретного самолета, – устройства, притягивающего молнии из заряженных облаков. А еще Март вспомнил слова машины – что ее можно уничтожить внешним разрядом. Если попасть им в защищенное здание, в котором она располагалась.

Пламенный меч еще мгновение продержался в темных, охваченных громом небесах.

Разряд молнии неумолимо ударил здание, пройдя через звено патрульных самолетов.

Даже через бушующий шторм был слышен пронзительный предсмертный вопль вычислительной машины – невыносимый, режущий уши вой, который становился все громче и громче…

И вдруг резко затих.

Но Март продолжал смотреть вверх, на огненный меч – самолет Ла Бушери, вышедший из-под контроля сразу после взлета. Меч поворачивался в небе. Дрожащее лезвие меча наклонилось, стало параллельным горизонту и через мгновение накренилось еще сильнее.

Перевернувшись, меч полетел к земле.

МАРТ ОТВЕРНУЛСЯ и не стал смотреть, чем все закончится. Тяжело и неровно дыша, он побежал к зданию. Один раз какой-то патрульный самолет спикировал в его сторону, но затем Хэверс оказался уже почти у входа.

А через секунду – в здании.

Лучевой пистолет он держал в руке. Он не знал, чего ожидать. Но хотел убедиться, что смерть Ла Бушери была не напрасной.

Хэверс вернулся в зал с длинным столом. Шестеро Лидеров с металлическими шлемами на головах все еще сидели в креслах. Голова того, кого убил Ла Бушери, лежала на столе, но остальные сидели прямо, глядя перед собой.

Март подошел ближе, держа пистолет наготове, протянул руку и дотронулся до одного из сидящих.

Тот свалился с кресла. Его тело тяжело рухнуло на пол.

Он был мертв.

Как и все остальные, понял Март. Но теперь это было не важно. А что имело значение, так это машина. Она являлась сердцем и мозгом кромвеллианской власти, сердцем любого будущего правительства, способного использовать ее, которое неизбежно превратилось бы в жесткую, механическую конструкцию, означающую смерть человечества.