Владукас

— Потерпи, сынуля. Война должна скоро кончиться, мы вернемся на родину, и ты снова пойдешь в школу…

Голос у нее сорвался, и я почувствовал, что она плачет. Чтобы убедиться в этом, я протянул руку и пощупал ее щеки: на них были слезы.

— Ну, вот еще! — нарочито рассердился я. — Разревелась. Ты думаешь, если меня здесь не принимают в школу, то я буду топором неточеным? Ни за что! Когда кончится война, я пойду сразу в пятый класс и догоню всех…

Прищуриваюсь, чтобы рассмотреть в темноте мамино лицо. Темнота прошептала мне ласковым маминым голосом:

— Спи, мой сынуля, спи!

Нежное прикосновение родной руки и этот голос убаюкали меня, и я погрузился в глубокий сон.

Шел последний месяц 1943 года. В Литву пришла зима. Она наступила незаметно, как бы крадучись. Частые снежные осадки сменялись дождями, насыщая набухшую землю влагой. Ночи становились туманными. Потом слегка ударил мороз, и воздух сделался прозрачным. Выпавшая за ночь изморозь оставила на оконных стеклах красивый узорчатый след. Тонким ледком подернулась лужа у журавлиного колодца. Замерзла вода в бадье. Первый обильный снегопад покрыл поля и луга белоснежной скатертью, на которой, точно грибы, виднелись черные валуны, сохранившиеся здесь еще с ледникового периода. Замерли под окнами фруктовые деревья. Они уже не шептались, как бывало летом, а впали в глубокую дрему.

В один из таких дней я, как всегда, проснулся с легким сердцем, не предчувствуя нависшей надо мной беды. Утро выдалось ясное, чистое и какое-то по-особенному тихое, мягкое, доброе. Кругом белым-бело. Снег лежал на крышах пухлыми пластами и слепил глаза своей белизной. По снежной целине черными точками двигались ученики в школу, собираясь из разных хуторов. Встретившись, они затевали игру в снежки и являлись в школу раскрасневшимися и радостными, вывалянными в снегу. Раньше всех сегодня пришла в школу Стася Минкуте. На ней были шнурованные сапожки на высоких каблуках и шерстяной вязаный платок, закрывший ее до пояса. Увидев меня, она подошла и по секрету сообщила мне, что сегодня они всем классом еще раз решительно попросят панялю учительницу принять меня в школу — от себя и своих родителей. Ясной звездочкой вспыхнула в моем сердце надежда, но тут же потухла: «Все равно не примет…»

Нас увидела хозяйка Зося и позвала учительницу.

— Смотрите! — кивнула она в нашу сторону. — Ваша Стася снова любезничает с нашим Владукасом!..

Стефа вышла из своей комнаты. Не приближаясь близко, посмотрела в окно. Взгляд внимательный, с прищуром, а на лице такое выражение, будто застала врасплох воришек.

— И подумать только, это моя лучшая ученица! — сказала она, осудительно качая головой.

— Но ведь наш Владукас тоже хороший мальчик, — заметила Зося.

Учительница презрительно дернула плечиком:

— Фу, не люблю русских!..

Моя мама слышала этот разговор, но ни я, ни Стася не догадывались, что за нами неотступно следят взрослые, что паняля учительница осуждает нашу дружбу и хочет во что бы то ни стало помешать ей. Она ищет только удобного повода, чтобы чем-нибудь опозорить ненавистного ей русского батрачонка перед своими учениками и их родителями. Сегодня ее ждал сюрприз, который поможет ей найти этот подходящий повод…

Перед началом уроков, когда Стефа вошла в класс, все ее ученики так дружно встали из-за парт, как еще никогда не бывало.

— Садитесь! — сказала им учительница, недоумевая.

Однако никто не сел. Это еще больше удивило ее.

— В чем дело? — спросила она, хлопая пушистыми ресницами. — Вы хотите мне что-нибудь сказать?

— Да! — хором ответил класс.

— Ну, говорите.

С минуту в классе царила мертвая тишина. Взгляды учеников были устремлены на первую парту, за которой в решительной позе застыла Стася Минкуте. Ей поручили говорить от имени всего класса.

— Паняля учительница, — сказала она, заметно волнуясь, — у нас и наших родителей большая к вам просьба. Мы хотим, чтобы вы приняли в школу русского мальчика Владукаса, который работает у пана Каваляускаса. Он уже хорошо понимает литовский язык, и мы все обещаем ему помогать… Правда, ребята? — обратилась она к классу.

— Конечно, обещаем! — загалдели ребята. — Примите, пожалуйста, Владукаса в школу… Он так хочет учиться… За его учение наши родители согласны заплатить.

— Тише! — подняла руку учительница, делая сердитое лицо. — Садитесь!..

Однако никто не садился, и она в нервном возбуждении громко стукнула ладонью по столу:

— Я вам сказала: садитесь!

Медленно и неохотно ученики один за другим опустились за парты, кроме Стаси Минкуте.

— А вас что — это не касается? — с подчеркнутой любезностью обратилась Стефа к своей лучшей ученице.

— Я жду ответа, — сказала девочка, смело глядя на свою учительницу.

— Ах, вы ждете ответа?! — ядовито воскликнула она. — Ну, что ж, получайте его: по-моему, вам рано влюбляться, да еще в русского батрачонка…