Владукас

Старой графини не оказалось дома, и нас встретили русские колонисты. Это были в большинстве своем жены воинов Красной Армии, скрывающиеся от немцев. Они жили в больших деревянных бараках по несколько человек в каждой комнате. И почти в каждой комнате мы были желанными гостями, нас угощали чаем, русскими пирогами и невесть откуда взявшимися сладостями. Здесь везде слышалась родная русская речь и раздавались русские песни, правда, не совсем современные: «Ухарь купец», «Стенька Разин», «Бежал бродяга с Сахалина», «Вечерний звон» и другие. Раньше мне не доводилось их слышать. А из советских пели одну «Катюшу», и то очень осторожно и не так громко.

— Так у вас что, праздник сегодня? — спросила мама одну из женщин.

— Да, именины у подружки, — ответила та.

— А в соседней комнате тоже именины?

— Тоже, — улыбнулась колонистка, поняв, что мама догадывается, по какому случаю они сегодня гуляют, и откровенно призналась: — Сегодня у всех русских людей именины.

— Конечно, если они действительно русские и не боятся, что на них могут донести.

— Мы, как видите, не боимся, среди нас, Прасковья Ивановна, нет шпионов. Все проверенные.

— Но ведь по соседству с вами полицейский участок.

— А, — махнула рукой наша новая знакомая, — это пешки! Они на службе у графини. А наша графиня разрешила нам праздновать все русские праздники, в том числе и «именины».

— Тогда я рада за вас, — сказала мама.

Они еще о чем-то беседовали, а меня, единственного представителя мужского пола, окружили другие женщины и, отобрав у мамы, повели из комнаты в комнату как живое развлечение, везде угощали сладостями, показывали русские книжки с картинками.

В этот день в поместье Гильвичай была создана подпольная антифашистская группа.

15

Однажды к Каваляускасам приехал брат пани Зоси, Юозас Абрамовичус, и попросил «одолжить» меня на один денек: что-то ему нужно было помочь сделать. Хозяева согласились. Юозас жил километрах в пяти от нас. Он недавно женился, недавно построился, поэтому не успел еще обзавестись большим хозяйством и батраками.

Я же не мог простить ему жестокого предательства на празднике урожая, когда он напоил меня и загнал под стол, где, как и другие, пинал ногами. Поэтому всю дорогу не разговаривал с ним. Молчал. И он чувствовал свою вину.

Дом молодоженов состоял всего из одной комнаты, небольшой кухоньки и голых стен из свежевыструганных бревен. Зато в нем имелась вещица, которой Юозас очень дорожил и гордился ею, как великой драгоценностью. Вещицей этой была старая маленькая скрипка, доставшаяся ему по наследству от отца. Он вытащил ее из сундука, любовно погладил корпус, подставил к подбородку, взял в правую руку смычок и, улыбнувшись мне, заиграл русскую популярную песенку про капитана, которую пели до войны в Дятькове почти все мальчишки:

Капитан, капитан, улыбнитесь:
Ведь улыбка — это флаг корабля…

Я даже взвизгнул от удовольствия, когда услышал мелодию этой песенки. Все обиды сразу же забылись, я тоже улыбнулся и непроизвольно стал подпевать ему и возбужденно дирижировать руками, а носками деревянных ботинок колотил по полу, отбивая такты. Юозас играл и от души смеялся, глядя, как я движениями и мимикой изображал отважного капитана, который объездил много стран, раз пятнадцать тонул, погибал среди акул и, наконец, влюбился, как простой мальчуган. Звуки скрипки зажигали каждую клеточку моего организма; и каждая клеточка, казалось, становилась музыкальной и пела. С раннего детства я любил музыку и знал много советских песен, так как до войны у нас был патефон, мама хорошо играла на гитаре. А я немного умел играть на балалайке, о чем случайно и проговорился Юозасу.

— Ты умеешь играть на балалайке?! — удивился он. — На русской трехструнке? Правда?.. А ну, идем!..

И он забыл, что «одолжил» меня у Каваляускасов для работы: схватил за руку, потащил во двор, где мы сели в легкий возок и поехали. Остановились возле старой крестьянской избы, стоящей в глубине роскошного сада, точно в золотом каньоне. Плодовые деревья раздвинули свою янтарную крону и образовали крытый от глаз уголок, наполненный до краев сладким ароматом яблок, желтым солнечным светом и тишиной. Это была усадьба Минкуса Прануса.

Привязав к столбу лошадь и задав ей сено, Юозас по дорожке, усеянной желтыми листьями, повел меня в дом. Зашли без стука. В переднем углу за широким столом сидели человек пять пожилых крестьян и с увлечением играли в карты. Они даже не обратили на нас внимания. Хозяин Минкус Пранус не принимал участия в игре. Он сидел в сторонке и растирал табак на подоконнике, время от времени поглядывая на играющих, подбрасывая им шутки-прибаутки. К нему подошел Юозас и поздоровался.

— А, и Владукас пожаловал сегодня к нам в гости! — произнес хозяин. — Просим, просим…

От добродушной улыбки пшеничные усы его посветлели и вокруг глаз собралось множество мелких морщинок.

— Где твоя балалайка? — спросил у него Юозас.

— Зачем она тебе? Ты же не умеешь на ней играть.

— Он умеет, — кивнул Юозас на меня.