У меня эти простенькие акробатические номера литовских учеников вызывали нестерпимый зуд. Мне хотелось выбежать из сарая и показать им настоящий класс, но всякий раз стеснение своим положением батрачонка, своей рабочей одеждой удерживало меня от этого шага. Мне оставалось только досадовать, глядя на мальчика, делавшего стойку на голове. «Ну, разве так стоят? — мысленно укорял я его, выходя из себя. — Ноги-то у тебя рогаткой. У нас в Дятькове на такое кривляние никто бы даже не обратил внимание, а здесь все визжат от восторга…»
И все-таки однажды не вытерпел, вышел из своего укрытия и вразвалку, по-дятьковски, подошел к литовским школьникам. Они с любопытством расступились передо мной. Неожиданно я наклонился лицом к земле, и не успел никто опомниться, как я, выбросив вперед руки, опрокинулся и встал на голову, вытянув ноги ровно в струнку, и даже деревянные башмаки поправил, соединил вместе. Раздался хор восторженных восклицаний. Потом наступила мертвая тишина, когда я гибким движением тела оторвал от земли голову и на руках пошел вокруг журавлиного колодца. Обошел колодец и все так же, на руках, направился к сараю, где складывал дрова. Я скорее чувствовал, чем видел, как ребята пожирали меня глазами. Очевидно, такого зрелища они еще никогда не видели.
Наконец, в сарае встал на ноги и, не оборачиваясь на ошарашенных мальчишек, принялся за прерванную работу. Все мое существо торжествовало: «Видели, как у нас умеют!.. Не то, что вы…»
После этого случая я стал кумиром у литовских ребят. Когда я появлялся во дворе, прекращались игры, все смотрели на меня, как на чудо, с почтением и интересом. Глаза просили, чуть не молили, чтобы я снова походил на руках или выкинул еще какое-нибудь коленце. Иногда я удовлетворял их желания, но чаще проходил мимо с чувством собственного достоинства, стараясь не думать о своих деревенских чобанцах, и всем своим видом показывал, что не одежда красит человека. Нарядить красиво и куклу можно, но она никогда не будет ходить на руках, делать мостик и кувыркаться через голову колесом, как умел делать я.
Удивлять литовскую детвору мне приходилось еще не раз. Как-то, убирая в школе, я увидел на классной доске неумело нарисованную мелом не то лошадь, не то собаку. Стер тряпкой эту мазню и тут же нарисовал профиль лошадиной головы с гривой, вздувшимися ноздрями и треугольным глазом, потом несколькими штрихами прочертил грудь, волнообразную линию спины и живота — получилось туловище. К туловищу пририсовал передние ноги, выброшенные вперед в размашистом броске, потом задние ноги и длинный хвост, развевающийся на ветру. Получилась во всю доску скачущая лошадь. Я отошел от нее на несколько шагов и полюбовался. Недурно! Но чего-то не хватает. Ага, вот чего — всадника с саблей! Нарисовал и всадника. А в знак того, что это был красный всадник, нарисовал на нем буденовку со звездой.
Перед началом уроков дежурный по настоянию всего класса не стер с доски этот рисунок, чтобы показать его паняле учительнице. Все, конечно, уже догадывались, чья это работа.
Я не знаю, как отнеслась учительница к красному кавалеристу, но после уроков она впервые удостоила меня внимательным взглядом. Но этот взгляд не выражал ничего хорошего. Он был холодным и злым.
Мама и в эти дни регулярно встречалась в условленном месте с партизанами, выполняла какие-то задания, о которых она мне ничего не говорила. Но об одном задании я все-таки узнал и даже принял участие в его выполнении, хотя и не осознанно.
Как-то связной спросил у нее:
— Вы были в Гильвичай, Прасковья Ивановна, в гостях у вашей богатой землячки, графини Ольги? Помните, она вас приглашала?..
— Нет еще.
— Постарайтесь в пятницу побывать у нее.
— А почему в пятницу? Не лучше ли в воскресенье — выходной день? — спросила мама.
Связной усмехнулся:
— Разве вы не догадываетесь, почему?
— Нет.
— А вспомните, какое это будет число?
— Кажется, 7 ноября…
— Вот именно — 7 ноября! Праздник Великого Октября! Возможно, его будут тайно отмечать в русской колонии, в связи с чем вам легко будет узнать настроение колонистов и определить, кто чем дышит. Вам нужно создать там антифашистскую группу.
Мама согласилась: и действительно, для выполнения этой задачи пятница является самым подходящим днем.
Пришла пятница. Скрепя сердце, хозяева все-таки отпустили нас во второй половине дня в гости к барыне Ольге, от которой экономически были зависимы: ведь это у нее они арендовали молотилку для обмолота зерна нового урожая.