Владукас

— А знаешь, где пасутся лошади? — крикнула мне вдогонку мама.

— Ага!.. За гумном.

Эх, знали бы вы, как я любил лошадей! Эту страстную любовь к ним заронил в мою душу еще в раннем детстве папкин младший брат — дядя Федя, служивший в Красной Армии кавалеристом. Он научил меня держаться на лошади в седле и без седла, ездить рысью и галопом. Я мечтал: вырасту большой — обязательно стану кавалеристом.

Я быстро отыскал хозяйских лошадей: старую сивую кобылу с бельмом на левом глазу и красивого мерина с огненно-красной шерстью. Подошел вначале к кобылице: она маленькая и на нее легче залезть, но кобылица чуть не укусила меня, сердито оскалив гнилые зубы. «У, змея!» — выругался я, вовремя отскочив от нее, и уже издали погрозил ей ременными удилами.

Зато мерин оказался смирным и добродушным конем. Он доверчиво дал себя распутать и надеть уздечку. Но залезть на него не было никакой возможности: уж больно высокий и круглый, как крутая гора.

На литовских полях и лугах, на лесистых холмах много валунов и всяких булыжников, оставшихся здесь, очевидно, от ледниковой эпохи. Некоторые из них в человеческий рост. Немало валунов, отполированных, как зеркало, лежало и на землях Каваляускасов.

Я подвел большую послушную лошадь к одному из валунов и, используя его как подставку, залез на нее. О, радость! Я сижу на коне верхом! Я ударил голыми пятками по его упругим бокам, поднял вверх руку в виде обнаженной сабли и громко крикнул:

— Буденновцы, вперед!.. Ура!.. Красная Армия наступает!..

И понесся галопом по лугам и полям, воображая себя лихим кавалеристом, как дядя Федя. Окрыленный, возбужденный, преисполненный тем отчаянным, горячим задором, тем вдохновенным порывом, которые неудержимо влекут мальчишек на героические дела. Лицо мое раскраснелось. И, казалось, случись сейчас действительно атака и командир крикнет: «Мальчишка, марш-марш!» — и я, не задумываясь, брошусь в самое пекло сражения, буду давить немцев, колотить их чем попало, царапаться и кусаться: настолько, подняла во мне дух и переполнила сердце отвагой быстрая скачка на лошади!

Я стрелой промчался мимо своего хозяина, который что-то кричал мне во все горло и размахивал руками. Что-то кричала мне и мама. Но я ничего не видел и не слышал. В моих ушах, как чудесная боевая музыка, свистел ветер. Вольный ветер свободы!

Что же возмутило моего хозяина? Отчего он снова разозлился?

Пан Йонас души не чаял в своем жеребце, называл его ласково «арклюсом». Можно сказать, он даже баловал его: на полевых работах заботливо охранял от лишних движений, никогда не понукал, не бил кнутом, как сивую кобылу, которую эксплуатировал немилосердно. Кормил и поил их тоже неодинаково: коню что получше да почище, а сивой кобыле — что бог дал, по-видимому, оттого она такая и злая. Только в самые торжественные дни, на праздники, он запрягал своего красавца — «арклюса» для выездов в соседние хутора или город, при этом без особой нужды никогда не погонял, а ездил степенно, иногда легкой рысью. Поэтому понятно, как велико было негодование Йонаса, когда он увидел русского батрачонка, мчавшегося на его любимом «арклюсе» во весь опор. Хозяин закипел, как горячий самовар, в бессильной ярости затопал ногами. Но вскоре сник, обессиленный. Узкие плечи его понуро опустились, а круглые глаза обреченно и почти умоляющее смотрели на лихого всадника, скакавшего по лужайке. Накатавшись досыта, раскрасневшийся и довольный, я остановил лошадь прямо перед своим изможденным хозяином и проворно соскочил на землю. Мама стояла тут же и со страхом ждала, что теперь будет, как со мной поступит хозяин. Но у несчастного Йонаса, очевидно, не хватило сил и смелости не только ударить меня, но и даже отругать. Он как-то жалко и осуждающе горестно покачал головой, взял коня за узду и, что-то причитая, как над больным ребенком, повел его, потного, но взбодренного, на конюшню отдыхать.

Мама, конечно, отчитала меня. А Йонас с тех пор и близко не подпускал меня к своим лошадям, о чем я очень сожалел, так как питал к выездному жеребцу не меньшую любовь, чем сам хозяин.

4

Вместо лошадей Йонас заставил меня пасти отару овец. Я и понятия не имел, как их пасти. Разве только на картинках приходилось видеть мальчика с дудочкой, вокруг которого по зеленому раздолью мирно бродит овечье стадо. По картинкам выходило, что пастушонком быть вовсе не трудно. А у меня даже дудочки нет, чтобы скоротать время. Длинного хлыста — тоже, чтобы стрелять им по овечьим курдюкам. Попробуй посиди на зеленом раздолье просто так, сложа руки, когда тебе всего тринадцать лет. От скуки подохнешь.