Визариум. Проникновение миров

Привычно-тёплое место стало слишком ярким, болезненным. Там давило горло и грудь, которых не было у Софии, когда она превращалась в пузырёк и щупальце, и она пыталась поскорее снова стать пузырьком, хотя там, во мраке бесконечной пустоты и падения у неё от ужаса почти останавливалось сердце. Иногда она забывала не смотреть вниз. Иногда желейный холод пробивал её насквозь. Иногда она слышала, как утробно булькают другие, большие пузыри в бесконечной ледяной темноте под ногами.

– Такой уж климат у нас, такой климат, – слышала София из яркого и болючего места. – Годам к пятнадцати детишки крепнут, это уж будьте уверены, детишки крепнут.

Илимск, шептали ей бесцветные вихри, и София видела утонувший Илимск.

Вануотри, нараспев протягивал вытянувшийся в нитку кусочек серости, и София откуда-то брала ещё одно слово, которое должно стоять рядом с Вануотри – Койвисто.

Турья, жалобным дыханием доносилось из пустоты.

Мича-Ласта.

Все эти пузырьки и вихри когда-то боялись того же, чего боялась София, пока не стала щупальцем. Страх никому не помог. Страх не сделает так, чтобы однажды бесцветный вихрь не выдохнул в пустоту название ещё одного города, занятого Сумрой: «Архангельск».

– На золотом крыльце сидели…

Голос сестры звал Софию обратно, в привычно-тёплое место с полосой света на потолке. И однажды София вынырнула туда окончательно, долго моргала на жёлтые шторы, долго сопела, прочищала осипшее горло и чмыхала носом, выталкивая из него запахи сырости и густых чернил.

– Обильное питьё, – осмотрев её, сказал родителям доктор. – Постельный режим непременно, ещё денёчка четыре. Это уж будьте уверены.

Настя носила Софии шоколадки и апельсины, читала на ночь книжки, заплетала косички и ни слова не говорила про Сумру. За то время, что София провела в мире чвякающих щупальцев, взгляд Насти изменился. Он стал безмятежно-радостным. Как будто сестра смотрела на мир, полный великолепия и обещаний прекрасной светлой жизни, и в нём больше не было никакой Сумры.

София никогда прежде не видела сестру такой.

* * *

Настя что-то быстро набирала на смартфоне, хихикая и краснея. Экран подсвечивал её лицо розовым, белым, сиреневым. Да, София никогда не видела сестру такой, зато она видела такой подругу сестры, Марию, когда та начала «встречаться» с мальчишкой из своего класса. Настя тогда почти поссорилась с Марией, потому что ту «словно подменили», и потому что Мария перестала ходить по вечерам к ледяному городку на берегу Северной Двины. Просто в один миг забыла, зачем это нужно.

– Насть, – осторожно окликнула сестру София. – Насть, уже третий час. Пойдём кататься с горки?

– А? – Сестра подняла от смартфона разреженный, безмятежно-чужой взгляд. – С горки? Софь, не, мы с Витькой в кино идём.

Увидев, как вытянулось лицо сестры, Настя зачастила:

– Да ну ты чего, ну сходи с Алинкой или дома посиди, сегодня такая холодина, ты только выздоровела, Софь, ну…

Смартфон пиликнул уведомлением, и Настя мгновенно забыла про сестру. Она вертелась на стуле туда-сюда и покачивала ногой. Блики на её лице танцевали сиреневым, белым и розовым.

София с тоской смотрела на занавешенное жёлтой шторой окно за спиной Насти. Окно выглядело таким уютным, и так легко было поверить, что за ним – всего лишь обычная зима обычного мира, в котором люди ходят в кино по вечерам и ощущают себя в безопасности под светом ярких фонарей и предновогодней иллюминации.

Но за окном шёл снег и Сумра, потому София сползла с кровати и вышла из комнаты. Настя проводила сестру удивлённым взглядом, покачала головой и вернулась к переписке.

– Я гулять, мам! – донёсся из коридора дрожащий голос Софии.

Настя потёрла лоб. Посмотрела на прикрытую дверь комнаты и полосу света на потолке. Как-то всё неправильно. Всё странно. У неё было гадкое чувство, словно она что-то пообещала Софии, но забыла, или как будто чем-то обидела малышку.

Но сколько Настя ни рылась в памяти – ничего не шло на ум. Только обрывки считалочки вспоминались совершенно некстати и мешали уловить какую-то неуютную и очень огромную мысль. Такую огромную, что едва ли она поместится в голове.

И ещё чудился запах: подвальной сырости, густых чернил и хлопьев ржавчины.

– Как это гулять, Софёныш? – раздался удивлённый голос матери. – Одна?!

– Я не одна. Я с Алиной и ребятами.

– А телефон ты взяла?

– Взяла, мам.

– Ну… хорошо. – Мать, кажется, собиралась сказать ещё что-то, но передумала а может, сочла лишним.

Настя медленно сжимала и разжимала кулак. Воспоминание билось в голове, как рыба в слишком тесном тазике. Воспоминание не прорастало из памяти, но рождало уверенность, что сейчас нужно вскочить и помчаться к сестре. Остановить её или пойти кататься с горки вместе с ней. Это очень, очень важно.

Смартфон пиликнул уведомлением, Настя моргнула, перевела взгляд на экран. Прочитала сообщение, рассмеялась и принялась быстро-быстро набирать ответ. Рыба перестала биться в тазике, слова детской считалочки растворились в других словах, затёрлись смайликами и смешными наклейками с котятами.

Настя даже не услышала, как в коридоре мать говорит Софии: