Визариум. Проникновение миров

Пустая повозка, которую натужно волокли ледяные волки, вдруг показалась Софии очень удобной. Она села на эту повозку. Над головой пролетел и рассыпался холодной пылью плохо слепленный снежок. Щёки горели, щекам было жарко, а телу – холодно. Настя не возвращалась уже очень-очень долго. Наверное, она навсегда ушла в темноту вместе с Витькой, они до скончания времён будут искать там АннЛексевну и никогда не вернутся забрать Софию.

Она прилегла на бочок. Ледяная повозка была твёрдой, но очень удобной, потому что София очень, очень устала. Устала плохо спать, устала просыпаться в страхе за родителей и за дом, который может съесть Сумра, если вдруг придёт днём. Устала от попыток хорошо учиться, когда в голову совсем не лезет математика, а лезет только Сумра, чвякающие щупальца и названия мёртвых деревень вокруг Архангельска.

Да ещё вот все почему-то оставили Софию одну наедине с ледяной повозкой, Сумрой и волками. Наверное, волки смогут умчать её на повозке далеко-далеко и вырастить её вдали от Сумры, в тёплых-тёплых краях, как Маугли.

Ведь Сумра, наверное, не приходит в тёплые края, где день длинный, а солнце – яркое. Разве может существовать под ярким солнцем запах подвальной сырости и волдырь мрака, проглотивший цвета?

Растаявший снег в ботинках окончательно сковал ноги холодом. Теперь София не могла бы встать и пойти кататься с горки на тюбинге, даже если бы захотела. Но она не хотела. Ей было очень холодно, совсем невозможно шевелиться, когда так холодно, нет сил даже глаза открыть – София вдруг поняла, что они закрыты. И что в нос её лезет запах тьмы, а она не может закричать, чтобы отогнать его и не может даже открыть глаза, чтобы увидеть щупальце, которое трогает её за щёки. Что-то с нажимом лизнуло её нос – наверное, ледяной волк, вяло подумала София, только почему язык ледяного волка такой слизкий, почему он воняет ржавчиной и подвальной сыростью?

Сверху навалилось что-то вроде гигантского полиэтиленового пакета, наполненного холодцом, София попыталась дрыгнуть ногой, но ногу съели снежные кандалы. Кое-как разлепила глаза, но увидела вокруг только пустоту, чернильный мрак и линялые вихри.

И откуда-то издалека, наверное, из тёплых-тёплых стран, донёсся вдруг вопль Насти и её срывающийся речитатив:

– На золотом… крыльце си-сидели…

И взъерошенный, то низкий, то взлетающий голос Витьки:

– Где слышны наши голоса…

А после мир стал мрак и шевелящийся ковёр из слизких отростков.

* * *

София превратилась в маленькое щупальце, а может, в обесцвеченный пузырёк воздуха, носимый вихрями по холодному мраку. Когда ты такой холодный – почти невыносим даже ледяной северный день, твоё время – ночь и тишина. Мрак, в котором живут пузырьки, растягивается во все стороны и занимает всё больше места. Мраку не нужно топлива, он сам себе топливо, а ещё им движут выцветшие пузырьки воздуха. София парила и падала в вязкую слизь, в холодную пустоту, её отталкивали водовороты других пузырьков, до неё пытались дотянуться другие щупальца, чвякающие и слизкие, и всякий раз они не доставали до Софии совсем чуть-чуть, она лишь успевала ощутить мурашки от их слизкого почти-прикосновения.

Они не могли дотянуться до Софии, ведь она стала бестелесной, а пузырьки и щупальца сжимала в клубочек-точку, почти неразличимый в бесконечной черноте. Сжималась и замирала, чувствуя взгляды затылком, которого не было. Мурашки всё бегали и бегали по коже, которой у неё тоже не было.

Главное – не смотреть вниз и не видеть провал в бесконечность под ногами. Не видеть, что у тебя больше нет ног. Не чувствовать, как из бесконечного провала доносится морозное дыхание.

– На золотом крыльце сидели мишки Гамми, Том и Джерри…

Этот голос преследовал её во мраке, то почти затихая, то вспыхивая, как нить-тропинка. Иногда у Софии были силы оттолкнуться от слизистого бока мрака, погружая несуществующие ноги по колено в его мёртвую прохладу, почти визжа от отвращения, и проскользить вдоль светящейся тропинки из знакомого голоса. Тогда София выныривала в какое-то тёпло-привычное место, где на потолке жила полоска света. Она то мерцала, то делалась голубоватой, а потом глаза уставали от этой полоски, уходили обратно во мрак. Другие пузырьки, а может, маленькие щупальца, иногда наталкивались на Софию, она сжималась в кокон и слышала из него отголоски: имена, названия, даты. Смешные имена, словно из старых-старых книжек или из Настиного учебника по истории. Непонятные названия, наверняка их взяли от далёких-далёких мест. Странные даты, которых не знал раньше пузырёк-щупальце-кокон по имени София. Были совсем древние названия и даты, их даже произносили на чужих языках, то каркающих, то гулких, то щебечущих, то отрывистых. Но София понимала их и пыталась вспомнить позднее, когда выплывала в тёпло-привычное место с полосой света на потолке.

– На золотом крыльце сидели…