Витька с Чапаевской улицы

– А почему бы и нет? – ответил Коля.

– Это мог сделать и наш летчик, потерпевший аварию, – сказал Витька.

– Справедливо, – согласился Коля.

– Надо было парашютисту оставить свою визитную карточку, – сказал командир.

Он слушал перепалку и посмеивался. На петлицах у него три красных кубика. Начищенные хромовые сапоги блестели даже сквозь налет дорожной пыли. Гимнастерка подпоясана широким ремнем со звездой и портупеей, на боку скрипучая кобура с тяжелым пистолетом.

– Как вас звать? – спросила Алла.

– Старший лейтенант Сафронов.

– А имя?

– Владимир... Володя.

– Вы очень похожи на Крючкова.

– Кто же это такой?

– Вы не знаете киноартиста Николая Крючкова? – удивилась Алла.

– Я очень польщен, – улыбнулся старший лейтенант.

– До свиданья... товарищ Володя, – сказал Гошка и скомандовал подъем.

– Мне с вами по пути, – ничуть не обиделся старший лейтенант. – До речки.

Когда сквозь заросли ольшаника блеснула Вишенка, Сафронов распрощался с ребятами. Ему нужно было в другую сторону – в деревню с птичьим названием.

Старший лейтенант легко зашагал по тропинке вдоль реки. Казалось, он не чувствовал тяжести своего вещмешка. Трава хлестала его по голенищам сапог. У излучины он остановился и, помахав свободной рукой, исчез.

И никто из ребят не подозревал, что судьба еще столкнет их с этим симпатичным улыбчивым старшим лейтенантом, который накануне самой войны приехал в отпуск к своим старикам в деревню Дрозды.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. ДЕНЬ ПОСЛЕДНИЙ

На этот раз с лодкой ничего не вышло. Гошка облюбовал одну неподалеку от обрыва. Она была вытащена до половины на берег, и вода звучно шлепала в широкий промасленный борт. Лодка на вид исправная, с черпаком и веслами. И даже самодельный якорь лежал на корме.

Гошка велел всем идти по тропинке дальше, а сам остался возле лодки. Берег был пустынный, заросший кустарником. На лугу – свежескошенная трава, но косца не видно. Наверное, пошел в деревню полдничать, а лодку оставил на берегу. Откуда здесь, в пустынном краю. быть ворам? Рассудив, что ничем не рискует, Гошка подошел к лодке и решительно уперся в нос плечом, стараясь столкнуть в воду, И вдруг услышал;

– Может, помочь?

Гошка, как ошпаренный, отскочил от лодки. Никого не видно. Уж не померещилось ли? И тут он увидел, как от скошенной на лугу травы в голубое небо поднимается тоненькая сизая струйка.

– Поди-ка сюда, – позвала струйка.

Голос был негромкий, добродушный. А человека не видать. Это потому, что берег высокий, а Гошка стоит внизу, у самой воды.

– Зачем? – на всякий случай спросил Гошка.

– Иди-иди, не бойсь.

Гошка оглянулся: не убежишь. Путь к отступлению только по реке, а на берег подняться можно лишь в этом месте, возле луга, дальше – песчаная круча, не вскарабкаешься.

– Смотрю, лодка, – сказал Гошка. – Уж, думаю, не наша ли?

– Ну и как? – спросил голос.

– Вроде нет.

– Обмишурился, значит, паря.

– У нас точно такая же... Вот только якоря нет.

– Значит, без якоря?

Разговор был вполне доброжелательный, и Гошка успокоился. Поднявшись на берег, он увидел на скошенной траве мужика в закатанных до колен штанах. Больше на нем ничего не было. Мужик лежал и, глядя в небо, курил козью ножку. Был он широкоплечий и небритый. Под головой аккуратно свернутая белая рубаха. Острое жало косы блестело неподалеку. В кустах черная кирзовая сумка, из которой торчит горлышко бутылки с молоком.

– Садись, закуривай, – сказал мужик, пуская дым в небо.

– Я самосад не курю, – ответил Гошка.

Конечно, он мог бы прошмыгнуть мимо мужика и задать деру, но ни с того ни с сего бежать было унизительным. И потом мужик так ласково с ним беседовал...

– Погляди-ка, чего это у меня на щеке? – попросил мужик. – Пчела ужалила или еще кто? Гошка подошел к мужику и нагнулся.

– Ничего у вас...

И тут он получил такой удар в ухо, что кубарем покатился но траве, а над рекой раскатился громогласный хохот.

– Может, ишо поглядишь, что у меня на другой щеке сидит? Ох и дурень, господи ты боже мой, три десятка лет прожил, а такого дурня не встречал!

Гошка, бормоча проклятия, догонял ребят. В одном ухе стойко гудело, во втором раздавался громкий смех.

– А где лодка? – спросил Сашка. Гошка от всей души хотел ему ответить, но постеснялся девчонок. Потирая красное, распухшее ухо, он молча зашагал впереди.

Шли-шли, и вдруг Люся Воробьева присела на траву и заплакала. Слезы градом посыпались из глаз, закапали с подбородка. Алла опустилась рядом и, гладя светлые Люськины кудряшки, стала утешать.

– Устала, Люся? Этот Гошка летит как угорелый... Куда, спрашивается?

Гошка насмешливо посмотрел на Люсю.

– К мамочке захотелось? Алла холодно взглянула на него:

– Отойди, пожалуйста.

– Чего это она? – спросил любопытный Сашка. – Змея ужалила? У меня есть веревка.

– Подпоясайся-ка лучше этой веревкой, – посоветовал Витька Грохотов, – не то штаны потеряешь.

Сашка за эти дни сбавил в весе, и штаны действительно стали велики.

– Домой хочу, – немного успокоившись, сказала Люся. – Мы идем, идем, и конца не видно. Куда мы идем?

– Тебя никто не звал, – буркнул Гошка.

– Я думал, змея, – разочарованно протянул Сашка.