Закончив разговор, мы покинули террасу пуэбло, где мы находились, и поднялись наверх. Перед самым входом в мое жилище меня встретил вышедший оттуда Сэм Хокенс.
– Я хочу сообщить вам нечто новое, сэр, – радостно сказал он. – Если не ошибаюсь, вы будете страшно удивлены.
– Чем же?
– Новостью, которую я вам скажу! Или вам уже все известно?
– Скажите сначала, что у вас на уме, дорогой Сэм!
– Мы уходим отсюда!
– Ах вот оно что! Это я действительно знаю.
– Знаете? А я хотел было обрадовать вас своим сообщением, но, как видно, опоздал.
– Только что мне об этом сказал Инчу-Чуна. А кто сказал вам?
– Виннету. Я встретил его внизу, у источника, где он отбирал для похода лучших лошадей. А Ншо-Чи тоже едет с нами… Мне это по душе. Кажется, она будет жить в Сент-Луисе, в пансионе. Правда, не могу понять зачем и для чего…
Старик прервался, многозначительно взглянул на меня своими маленькими глазками и продолжал:
– Если… хм? Если только Ншо-Чи не станет вашей Клиуной-Аи? Как вы на это смотрите, молодой человек?
– Моей Клиуной-Аи, то есть моей луной? Сэм, оставляю это вам, я в лунах не очень-то разбираюсь. И для чего мне луна, которая то убывает, то прибывает? Мне бы и в голову не пришло потерять индианку из-за моего скальпа.
– Скальпа? Эй, мистер, это самая неудачна шутка, которую я слышал от вас! А вообще, слава богу, что моя любовь к этой убывающей луне закончилась.
– Почему?
– Я бы не смог оставить ее здесь, и пришлось бы тащить ее с собой. Но только дурак станет таскать по прерии луну. Да еще такую… Значит, и в несчастье есть своя выгода. Правда, одна вещь меня бесит!
– Вы о чем?
– О моей отличной медвежьей шкуре. Займись я сам ее выделкой, имел бы сейчас превосходную охотничью куртку, а так – ни куртки, ни шкуры.
– Не горюйте, встречусь еще раз с медведем – и считайте, что шкура ваша.
– Вы мне подарите шкуру гризли? А может, наоборот? Думаете, эти гризли только и ждут, чтобы явился гринхорн и прикончил их? Давайте оставим медведей в покое, по крайней мере на время, пока нас ждет работа. Ведь это отличная мысль – закончить нашу работу, что скажете?
– Благородная, весьма благородная, Сэм!
– Да, теперь мы получим все денежки, что нам обещали. А может… А-а, пусть все катится к дьяволу!
– Не понимаю, Сэм?
– Если бы вы получили все деньги… все!
– Все равно не понимаю.
– Бог мой, что тут понимать? Если работа будет закончена, нам должны заплатить. Ну а раз другие уже мертвы, то вам причитается их доля…
– И не помышляйте об этом, Сэм! Они ни за что не пойдут на такое.
– Нет ничего невозможного. Вам только надо по-умному все представить и потребовать всю сумму. Вы же почти один сделали всю работу! Ну так как?
– Я и не подумаю требовать больше, чем положено.
– Ох, гринхорн… Ну что за мальчишка! Сколько раз повторять, что здесь, в этой стране, ваша немецкая скромность не к месту! Вам никогда не быть вестменом! Никогда! Силенок не хватит. Вас ждет иная судьба, а для этого нужны деньги, деньги и еще раз деньги. Если будете умнее – получите хорошенькую сумму и заживете спокойно. Если не послушаетесь меня – рано или поздно плыть вашему бездыханному телу вниз по течению! Короче, пропадете, как рыба, выброшенная на берег!
– Это уже не ваше дело. Я пересек Миссисипи не для того, чтобы стать вестменом. Вот только вас мне будет очень жаль.
– С чего это?
– Вы отдали столько сил, чтобы из меня что-нибудь получилось. А я так и слышу, как мне будут повторять: вам жутко не повезло с этим никудышным учителем, который ничему не научил.
– Что? Не научил? Сэм Хокенс? Да я… Короче, знать вас больше не желаю! – Старик резко развернулся и гордо удалился, однако с полпути снова вернулся и важно закончил: – Имейте в виду! Если вы не потребуете всех денег, то это за вас сделаю я и запихну их в ваш паршивый карман!
Теперь старик торжествующей походкой зашагал прочь. Он наверняка считал себя королем, хотя на самом деле походил всего лишь на шута. Этот милейший человек, как всегда, желал мне добра. Вот и теперь он хотел, чтобы я получил все деньги, но на это я бы ни за что не согласился.
Вождь апачей Инчу-Чуна оказался прав, когда говорил, что краснокожий воин в любую минуту готов отправиться в самый дальний путь. Тем не менее жизнь в пуэбло текла своим чередом и ничто не напоминало о предстоящем отъезде. Но это было только внешне. Ншо-Чи была такой же, как всегда. Никакой суматохи и нервотрепки, свойственных белым дамам. Эта индианка отправлялась в далекое и опасное путешествие за сомнительными прелестями цивилизации, а держалась удивительно спокойно. Меня никто ни о чем не спрашивал, никто не приставал, я должен был лишь завернуть инструменты в мягкие шерстяные одеяла, которые дал мне Виннету.
Вечер мы провели как обычно, ни словом не обмолвясь о завтрашней поездке. Спокойствие и выдержка индейцев передались и мне, так что я заснул безмятежным сном.
Наутро я проснулся не сам, меня разбудил Хокенс. Он сообщил, что все готово к выступлению. День едва начинался, стояло утро поздней осени, и его холодок ясно напоминал, что путешествие нельзя больше откладывать.