Виллет

Когда я помолилась, разделась и легла в постель, то первым делом подумала о том, что друзья все-таки существуют, хотя не проявляют бурной любви, не предлагают нежного утешения близких или родственных отношений. От них можно ждать лишь умеренной привязанности и не рассчитывать на большее. Однако сердце мое сразу смягчилось и потянулось к ним с благодарностью столь пылкой, что пришлось призвать на помощь разум.

«Не позволяй себе думать о них слишком часто, слишком много, слишком горячо, – взмолилась я. – Разреши удовлетвориться спокойным течением жизненного потока. Не дай вообразить вкуса более сладкого, чем предлагают земные фонтаны. О, пусть Бог дарует насыщение редким дружеским общением – кратким, необременительным и спокойным. Совсем спокойным!»

Глава XVII Терраса

Постоянная борьба с природой собственной души, с сердечной склонностью может показаться тщетной и бесплодной, но в конечном итоге принесет благо. Она ненавязчиво направляет поступки и поведение по пути разума, которому так часто противостоит чувство. Борьба эта, несомненно, изменяет течение жизни, делает его более размеренным, ровным и внешне спокойным. А ведь со стороны только поверхность и видно. Все, что находится в глубине, ведомо одному лишь Богу. Человек, равный нам и такой же слабый, не способен нас судить, а потому должен быть отвергнут. Откроем глубины Создателю; покажем тайны данного им духа; спросим, как пережить посланную им боль; преклоним колени и помолимся о свете во тьме, о силе в достойной сострадания слабости, о терпении в крайней нужде. В один прекрасный час, хотя, возможно, мы его и не увидим, стоячие воды тронутся. В некой форме – хотя, возможно, и не той, о которой мы мечтали, которую любили наши сердца, – с небес спустится исцеляющий вестник. Тогда омоются убогие и слепые, немые и одержимые. Приди же скорее, вестник! Тысячи лежат вокруг водоема, в слезах и отчаянии глядя на стоячие воды. Медленно текут «времена» небес: орбиты ангельских посланников кажутся смертному взору бесконечными, – могут заключать в себе века. Цикл единственного ухода и возвращения способен растянуться на несколько поколений. Прах, воплотившись в короткую, полную страданий жизнь и через боль снова обернувшись пылью, может снова и снова исчезнуть из памяти. К миллионам страждущих и скорбящих явится первый и единственный ангел, которого люди Востока зовут Азраилом!

Следующим утром я попыталась встать, и пока одевалась, то и дело останавливаясь, чтобы в надежде унять дрожь и слабость сделать несколько глотков из стоявшего на умывальнике кувшина, в комнату вошла миссис Бреттон и решительно заявила:

– Это абсурд! Ничего не выйдет.

В своей энергичной, деятельной манере, которую я когда-то с удовольствием наблюдала в применении к сыну, равно как и его активное сопротивление, уже через две минуты она уложила меня обратно в постель и строго наказала:

– Лежи до вечера. Перед уходом мой мальчик оставил распоряжение на этот счет, а уж он-то знает, что говорит, и не потерпит своеволия. Скоро принесут завтрак.

Завтрак она принесла собственноручно, не доверив меня слугам, а пока я ела, сидела на кровати. Сейчас даже среди уважаемых друзей и дорогих сердцу знакомых найдется не много таких, кому мы с радостью позволим сидеть рядом, наблюдать, ухаживать, находиться в непосредственной близости сиделки к больному. Далеко не каждый друг обладает таким добрым взглядом, далеко не всякое присутствие доставляет облегчение, но миссис Бреттон, как и прежде, принесла с собой спокойствие, заботу и утешение. Еда и напитки никогда не радовали меня так, как поданные ее руками. Не помню случая, чтобы появление крестной матушки не обрадовало. Наши натуры обладают симпатиями и антипатиями в равной мере странными. Существуют люди, которых мы интуитивно сторонимся, тайно избегаем, хотя разум подсказывает, что они хорошие, но есть и такие, чьи недостатки очевидны, и все же мы живем рядом с ними, делая вид, что всем довольны. Живые черные глаза крестной матушки, ее румяные щеки, теплые ловкие руки, уверенность в себе, решительные манеры действовали на меня так же благотворно, как свежий воздух и целительный климат. Сын называл ее старушкой, а я с радостным удивлением замечала, как бурно в ней кипела энергия двадцатипятилетней.

– С удовольствием принесла бы сюда рукоделие и просидела с тобой весь день, если бы безжалостный Джон Грэхем не наложил вето на мое намерение. «Итак, мама, – сказал он, уходя, – постарайся не замучить крестную дочь сплетнями». Приказал сидеть в своей комнате, чтобы избавить тебя от моего великолепного присутствия, и заявил, что, судя по твоему виду, Люси, у тебя случился нервный срыв. Это правда?