Виллет

– Мама, ты смущаешь нашу гостью. Я не раз говорил, что излишняя прямота граничит с неучтивостью. Не забывай и о том, что она тебя не знает и не привыкла к своеобразию твоих манер.

– Вот сейчас, когда смотрит вниз, и сейчас, когда – в сторону, на кого она похожа, Грэхем?

– Право, мама, если знаешь ответ, то сама и дай.

– Ты говорил, что знаком с молодой леди с тех пор, как начал работать в школе на рю Фоссет, но ни разу не обмолвился о редком сходстве!

– Не мог обмолвиться о том, чего не замечал прежде и не замечаю сейчас. Объясни наконец, что ты имеешь в виду!

– Глупый мальчик! Посмотри внимательно!

Грэхем уставился на меня, но я знала, чем закончится испытание, потому предпочла его опередить:

– С тех пор, как мы расстались на улице Святой Анны, доктор Джон был настолько занят работой и размышлениями, что, хотя я уже несколько месяцев назад узнала мистера Грэхема Бреттона, мне ни разу не пришло в голову ему представиться. Я Люси Сноу.

– Люси Сноу! Так я и думала! Я знала! – воскликнула миссис Бреттон, быстро подошла ко мне и чмокнула в щеку.

Кто-нибудь другой, вероятно, устроил бы из подобного открытия немало шума, ничуть ему не обрадовавшись, но моя крестная матушка предпочитала сдерживать открытое проявление чувств, поэтому мы обе справились с удивлением посредством нескольких слов и единственного поцелуя. И все же осмелюсь предположить, что она была довольна и вполне уверена, что довольна и я. Пока мы возобновляли старое знакомство, Грэхем молча сидел напротив, пытаясь справиться с пароксизмом изумления.

– Матушка назвала меня глупым мальчиком, и, судя по всему, не зря, – проговорил он наконец. – Даю честное слово: ни разу не уловил сходства, хотя часто вас встречал, – но теперь ясно его вижу. Люси Сноу! Конечно! Прекрасно ее помню, и вот она сидит на диване. Никаких сомнений. Но, должно быть, до сих пор вы не узнавали меня, раз об этом не упомянули.

– Узнала, причем давно, – возразила я.

Доктор Джон промолчал. Скорее всего, моя излишняя скромность показалась ему странной, однако от осуждения он воздержался: думаю, счел неприличным расспрашивать о подробностях и выяснять причину такой скрытности. Наверное, он испытывал легкое любопытство, однако важность открытия не достигла такой степени, чтобы позволить любопытству переступить черту благоразумия.

Я же, со своей стороны, лишь отважилась спросить, помнит ли Грэхем, как однажды его вывел из себя мой чересчур пристальный взгляд.

– Кажется, помню! И свою резкую реакцию тоже помню.

– Возможно, сочли меня невоспитанной?

– Вовсе нет. Просто обычно вы держались очень скромно и даже застенчиво, а потому захотелось понять, какой изъян в характере или внешности привлек ваш обычно опущенный взгляд.

– А теперь понимаете, в чем дело?

– Абсолютно.

Миссис Бреттон прервала наш странный диалог, обратившись ко мне с многочисленными вопросами о прошлом. Чтобы удовлетворить ее интерес, пришлось вернуться к былым тревогам, объяснить причины видимого отчуждения, коснуться одинокого противостояния жизни, смерти, горю и судьбе. Доктор Джон слушал внимательно, а говорил мало. Потом мать и сын рассказали об изменениях в своей жизни. Даже у них не все сложилось гладко, и удача забрала свои некогда обильные дары, однако столь сильная духом матушка при поддержке своего замечательного сына смогла противостоять невзгодам и одержать безусловную победу. Доктор Джон относился к числу счастливцев, при рождении которых планеты благосклонно улыбнулись. Неприятности могли выступить против него единым фронтом – он все равно с легкостью их победил. Сильный и жизнерадостный, твердый и вежливый, не безрассудный, но доблестный, он претендовал на благосклонность самой судьбы и вполне мог заслужить почти нежный взгляд каменных глаз.

Успех в избранной профессии был предрешен. Около трех месяцев назад он купил этот дом (как мне объяснили, небольшое шато на расстоянии половины лиги от бульвара Креси). На сельскую местность выбор пал ради здоровья матушки, которая уже плохо переносила городской воздух. Он пригласил сюда миссис Бреттон, а она, покидая Англию, не поленилась взять с собой остатки мебели из особняка на улице Святой Анны, которые пожалела выставить на продажу. Этим и объяснялось мое недоумение перед призраками стульев, духами зеркала, привидениями самовара и чайных чашек. Как только часы пробили одиннадцать, доктор остановил матушку и решительно заявил:

– Мисс Сноу пора отдохнуть, а то она опять побледнела. Завтра отважусь задать ей несколько вопросов относительно здоровья. По сравнению с июлем, когда мне довелось увидеть вдохновенное исполнение роли умопомрачительного джентльмена, она очень изменилась. Что же касается вчерашней катастрофы, то не сомневаюсь, что здесь кроется какая-то история. Но это уже не сегодня. Доброй ночи, мисс Люси.

С этими словами он любезно подвел меня к двери и, прихватив со стола свечу, проводил наверх.