Виллет

Я ответила, что не знаю, в чем заключается болезнь, но что в последнее время действительно страдала от странных проблем с сознанием. Распространяться на эту тему не хотелось, поскольку подробности пережитого относились к той части существования, которой я не собиралась делиться ни с кем – даже с крестной матушкой. В какую далекую, неведомую страну завело бы подобное признание эту здоровую, безмятежную натуру! Мы с миссис Бреттон отличались друг от друга как курсирующий по спокойному морю величавый корабль с умелой командой под управлением веселого, бравого, отважного и дальновидного капитана от спасательной лодки, почти весь год одиноко пролежавшей в старом сарае. Воду несчастное суденышко видит лишь тогда, когда волны вздымаются до облаков, а в море правят опасность и смерть. Нет, корабль «Луиза Бреттон» никогда не выходил из гавани в бурю, его команда не знала жестоких испытаний, а потому много раз тонувший моряк со спасательной лодки полагается на собственный ум и не ждет помощи со стороны.

Миссис Бреттон ушла, а я осталась лежать в душевном покое, радуясь, что утром Грэхем обо мне вспомнил.

День тянулся медленно, но мысль о грядущем вечере скрашивала одиночество, не позволяя скучать, к тому же я все еще чувствовала себя слабой и радовалась отдыху. Когда миновали утренние часы, это беспокойное время прошло, внушающее даже свободным людям ощущение необходимой деятельности, смутных обязательств и требующих решения задач, тихий день приглушил на лестнице и в комнатах деловитый топот горничной, я погрузилась в приятную дремоту.

Спокойная маленькая комната напоминала пещеру в море. Цвета здесь ограничивались белым и светло-зеленым и напоминали пену и воду в глубине. Белые карнизы были украшены завитушками в форме раковин, а на потолке, по углам, то ли плыли, то ли летели белые дельфины. Даже единственное яркое пятно в виде красной подушечки для булавок напоминало коралл, а темное мерцающее зеркало могло бы отражать русалку. Закрыв глаза, я слышала, как стихающий ветер бьется о фасад дома, словно иссякшая волна о подножие скалы, как ветер уходит вдаль, словно отлив отступает от берега небесного мира – такого высокого, что смятение грандиозных волн, неистовство яростных бурунов звучало в этом подводном доме совсем тихо и напоминало невнятное бормотание или колыбельную песню.

В мечтах незаметно настал вечер. Марта принесла свечу и помогла мне одеться. Я чувствовала себя значительно лучше, чем утром, и самостоятельно спустилась в голубую гостиную.

Оказалось, что доктор Джон закончил обход пациентов раньше, чем обычно. Едва войдя в комнату, я сразу заметила его фигуру: он стоял в нише окна, прямо напротив двери, и при тусклом свете угасающего дня читал мелкий газетный шрифт. Камин ярко горел, однако лампа стояла на столе незажженной, и чай еще не подали.

Что касается миссис Бреттон – моей активной крестной матушки, – которая, как выяснилось позднее, весь день провела на воздухе, то она полулежала в своем любимом глубоком кресле и дремала. Увидев меня, Грэхем сразу подошел, причем очень осторожно, чтобы не разбудить спящую, и, пригласив меня присесть возле окна, тихо заговорил. Глубокий голос никогда не звучал резко, а сейчас казался намеренно приглушенным, чтобы продлить, а не нарушить сон.

– Здесь очень спокойно. Не знаю, удалось ли вам рассмотреть дом во время прогулок. С дороги его, конечно, не видно. Выйдя за ворота, через милю надо свернуть на тропинку, которая вскоре превратится в широкую аллею и через луг и рощу приведет сюда, к самой двери. Дом не новый – скорее даже старинный особняк. Его прозвали Террасой, потому что фасад возвышается над широкой, покрытой дерном площадкой, откуда ступени ведут по травянистому склону к аллее. Посмотрите! Поднимается луна! Как красиво она просвечивает сквозь стволы деревьев!