– Во-первых, я дочь джентльмена. Хоть отец мой и небогат, зато есть перспективный дядя. Во-вторых, мне всего восемнадцать лет – лучший возраст трудно представить, – и я получаю европейское образование. Пусть пока с трудом пишу, зато обладаю многими светскими навыками. И вы не станете отрицать, что я хороша собой и могу иметь столько поклонников, сколько пожелаю. Сегодня вечером разбиты сердца сразу двух джентльменов. Только что один из них послал предсмертный взгляд, повергший меня в состояние бурного восторга. До чего же люблю наблюдать, как они краснеют и бледнеют, хмурятся, испепеляют друг друга огненными стрелами, а потом томно смотрят на меня. Это я безмерно счастливая. А теперь о вас, несчастная душа! Полагаю, вы из низшего сословия, раз приехали в Виллет и взялись присматривать за детьми, у вас нет родственников. Вам двадцать три – это уже не юность и даже не молодость. Вы не блещете ни привлекательностью, ни светским лоском. Что касается поклонников, то едва ли вы вообще знаете, что это такое, даже говорить на эту тему не умеете: когда другие учительницы хвастаются своими победами, сидите молча. Думаю, вы вообще никогда никого не любили и не полюбите. Чувства вам незнакомы, и это к лучшему: даже если кто-то разобьет ваше сердце, сами вы не сможете разбить ни одного. Разве все это не правда?
– Бо́льшая часть сказанного – истинная правда, к тому же глубокая. Вы должны быть доброй, Джиневра, раз говорите с такой прямотой и честностью. Змея Сен-Пьер не смогла бы прошипеть ни слова из произнесенного вами монолога. И все же, мисс Фэншо, какой бы несчастной я вам ни казалась, даже за шесть пенсов не купила бы ни ваше тело, ни вашу душу.
– Всего лишь потому, что я не умна. Это единственное, о чем вы думаете. Никто в мире, кроме вас, не ставит ум во главе угла.
– Напротив, вы по-своему умны, очень сообразительны. Но вы упомянули об искусстве разбивать сердца – поучительной забаве, достоинства которой я не до конца понимаю. Умоляю, откройте, кого сегодня ваше тщеславие представляет объектами для расправы?
Джиневра склонилась и шепнула на ухо:
– Здесь оба: Исидор и Альфред де Амаль.
– Неужели? Хочу их увидеть.
– Вот и славно! Наконец-то ваше любопытство проснулось. Следуйте за мной, покажу.
Она гордо вывела меня из гардеробной и предупредила, обернувшись:
– Только из классов никого не разглядите. Мадам не подпускает их ближе. Давайте пройдем по саду, потом по коридору и подойдем с той стороны, совсем близко. Если нас и заметят, то всего лишь отругают, так что ничего страшного.
Я не стала возражать. Мы пересекли сад, вошли в коридор через небольшую дверь и, приблизившись к холлу, но оставаясь в тени коридора, смогли рассмотреть всю компанию молодых джентльменов.
Полагаю, победителя Амаля я смогла бы узнать без подсказки. Это был маленький франт с прямым носом и правильными чертами лица. Я так его назвала, хотя он в полной мере соответствовал стандарту среднего мужского роста, потому что очертания фигуры выглядели миниатюрными, равно как руки и ноги. Весь он казался милым, гладким и аккуратным словно кукла: так хорошо одет, так старательно завит, в таких модных ботинках и перчатках, в таком модном галстуке – само очарование, а не кавалер. Я не могла этого не признать, поэтому воскликнула почти искренне одобрив вкус Джиневры:
– До чего милый персонаж! А скажите, что он сделал с драгоценными осколками разбитого вами сердца? Неужели сложил в пузырек с розовым маслом?
С глубоким одобрением я заметила также, что кисти рук полковника едва ли больше ладоней самой мисс Фэншо, и предположила, что при необходимости он с легкостью может носить ее перчатки. Еще призналась, что восхищена его кудрями, а что касается низкого греческого лба и изысканной классической формы головы, то просто не нахожу достойных слов, чтобы описать степень совершенства.
– А если бы он был вашим поклонником? – осведомилась жестоко Джиневра, явно торжествуя.
– О небеса! Я была бы наверху блаженства! – отозвалась я. – Однако не будьте бесчеловечной, мисс Фэншо: внедрять в мою голову подобные мысли – все равно что показывать несчастному отверженному Каину недостижимый образ рая.
– Значит, он вам нравится?
– Конечно, так же как конфеты, джемы, засахаренные фрукты и тепличные цветы.
Джиневра восхитилась моим вкусом, поскольку обожала сладости, и с готовностью сделала вывод, что я разделяю ее любовь.
– Ну а теперь Исидор, – напомнила я.
Признаюсь, второй персонаж вызывал у меня более острое любопытство, чем соперник, однако Джиневра была сосредоточена именно на нем.
– Альфред попал сюда благодаря влиянию тетушки, баронессы Дорлодот. Теперь, увидев его, вы понимаете, почему весь вечер я пребывала в прекрасном настроении: так хорошо играла, так вдохновенно танцевала и вообще чувствовала себя счастливой. Ах, господи! До чего же приятно было смотреть сначала на одного, потом на другого и сводить с ума обоих.
– Но второй – где же он? Покажите, наконец, Исидора!
– Не хочу.
– Почему?
– Стыжусь его.
– По какой же причине?