Виллет

Во-первых, родители становились сообщниками, поскольку свершалось это исключительно благодаря их посредничеству. Во-вторых, появление в гнезде гремучих змей – таких привлекательных и в то же время опасных – помогало мадам проявить сильнейшее свойство своего характера, а именно первоклассный дар наблюдения. В-третьих, присутствие джентльменов придавало празднику особую пикантность. Ученицы их видели, и зрелище сияющих вдалеке золотых яблок вселяло в них дух, невозможный при других обстоятельствах. Удовольствие детей передавалось родителям; жизнь и веселье наполняли бальный зал. Сами молодые люди, хотя и стреноженные, испытывали острый интерес, поскольку властительница не позволяла им скучать. Таким образом, благодаря небольшой, но тонкой уловке ежегодные праздники в школе мадам Бек пользовались успехом, неведомым другим школам королевства.

Я заметила, что поначалу доктору Джону было позволено свободно расхаживать по классам: серьезный, ответственный облик искупал грех молодости и наполовину извинял красоту, – но как только начался бал, ему не удалось избежать пристрастного внимания мадам, которая со смехом заявила:

– Прочь, волк, прочь! Хоть ты и прикрылся овечьей шкурой, все равно придется покинуть загон. Пойдем. В холле собрался чудесный зверинец из двадцати особей. Позволь и тебя отправить к ним.

– Но прежде позвольте один-единственный танец с ученицей, которую выберу сам.

– Неужели вам не стыдно просить об этом? Какое безумие, неслыханная дерзость! Sortez, sortez, au plus vite![149]

Она погнала бедного доктора перед собой и вскоре поместила за кордон.

Очевидно, устав от танцев, Джиневра нашла меня в укромном уголке, бросилась на скамейку рядом и обняла за шею, хотя вполне бы обошлась без подобной демонстрации чувств.

– Люси Сноу! Люси Сноу! – едва сдерживая истерические рыдания, воскликнула девица.

– Ради бога, что случилось? – сухо осведомилась я.

– Как я выгляжу? Как я сегодня выгляжу?

– Как обычно: до нелепости самодовольной.

– Язвительное существо! Ни единого доброго слова! И все же вопреки вам и другим завистливым особам я знаю, что необыкновенно хороша собой. Чувствую это, вижу. К счастью, в гардеробной стоит большое зеркало, так что можно рассмотреть себя с головы до ног. Давайте сейчас же отправимся туда, встанем рядом и полюбуемся собственным отражением.

– Пойдемте, мисс Фэншо, – неожиданно для себя согласилась я. – Обещаю, что испытаете глубокое удовлетворение.

Гардеробная располагалась неподалеку, и уже через минуту она схватила меня под руку и потащила к зеркалу. Без видимого сопротивления, молча, я повиновалась и позволила самовлюбленности насладиться триумфом. Занятно было наблюдать, как много эта безмерная самовлюбленность могла проглотить, каким ненасытным аппетитом обладала, насколько глухой оказывалась к любому шепоту, готовому ограничить тщеславную экзальтацию.

Мисс Фэншо, не замечая ничего вокруг, то и дело поворачивалась сама и поворачивала меня, чтобы осмотреть нас обеих со всех сторон, улыбалась, трогала локоны и пояс, расправляла юбку. Наконец, выпустив мою руку и присев в насмешливо-почтительном реверансе, заключила:

– Даже в обмен на королевство не согласилась бы стать вами.

Замечание показалось слишком наивным, чтобы рассердить, и я ответила просто:

– Очень хорошо.

– А что вы готовы отдать, чтобы стать мной? – спросила Джиневра.

– Не хочу вас обидеть, но и ломаного гроша не отдала бы, – честно призналась я. – Вы всего лишь пустышка.

– В глубине души вы так не думаете.

– Нет, потому что вас нет в моей душе.

– Однако только представьте различие наших обстоятельств, и сразу поймете, насколько счастлива я и насколько несчастны вы, – возразила она тоном дружеского увещевания.

– Правда? Продолжайте, любопытно.