Виллет

Ответом на краткую, но вдохновенную речь стал – очевидно, заслуженный – удивленный взгляд. Мне почудилось даже некоторое неодобрение. Мы простились, и я вернулась в дом, только сейчас осознав, как замерзла. Часы пробили, а колокола пропели полночь. Публика почти разъехалась: праздник закончился, свет ламп постепенно тускнел. Спустя час и жилой дом, и пансионат погрузились во тьму и в тишину. Я тоже лежала в кровати, но не спала: после столь бурного дня уснуть оказалось нелегко.

Глава XV Долгие каникулы

За праздником в честь именин мадам Бек, с тремя предшествующими неделями отдыха, двенадцатичасовым всплеском бурного веселья и последующим днем абсолютной вялости, наступил период реакции: два месяца самого настоящего усердия – упорной учебы, – которые завершали учебный год и представляли собой единственное поистине рабочее время. Профессора, учительницы и ученицы вмещали в важный период основной груз подготовки к предшествующим распределению наград экзаменам. Претенденткам приходилось заниматься всерьез, а профессорам и учительницам не оставалось ничего иного, кроме как приналечь на всевозможные рычаги, чтобы подтянуть отстающих учениц и добросовестно помочь более успешным. Следовало представить школу в наилучшем, самом выгодном свете, для чего годились любые средства.

Я почти не замечала, как работают коллеги, поскольку была погружена в собственные дела. Задача стояла нелегкая: пропитать девяносто голов английской грамматикой – крепкой настойкой того, что казалось их обладательницам самой трудной наукой, – и натренировать девяносто ртов в почти недостижимом произношении свойственных Британским островам шепелявых и шипящих зубных согласных.

И вот настал этот ужасный день! Ученицы подготовились к нему необычайно тщательно, одевшись с молчаливым красноречием: ничего причудливого или развевающегося – ни белого газа, ни голубых лент. Все до единой выглядели серьезными, сдержанными, скромными. Я чувствовала себя обреченной: из преподавательского состава школы лишь мне достался тяжкий крест; мне одной выпало суровое испытание. Другие наставники не принимали экзамены по предметам, которые преподавали. Эту обременительную ношу добровольно взвалил на свои плечи профессор литературы месье Поль Эммануэль. На правах безусловного диктатора он собрал все поводья в одной ладони, гневно отвергая участие коллег и отказываясь от любой помощи. Сама мадам Бек, явно желавшая провести экзамен по географии – науке, которую любила и хорошо преподавала, – была вынуждена подчиниться требованиям деспотичного родственника. Он устранил целый штат педагогов, как мужчин, так и женщин, оставшись на экзаменационном подиуме в гордом одиночестве. Необходимость единственного исключения страшно его раздражала. Справиться с английским языком он не мог, а потому был вынужден оставить этот предмет в руках соответствующей особы, что и сделал, не сумев скрыть наивной ревности. Бесконечный крестовый поход против самолюбия всех вокруг, кроме самого себя, являлся причудливой особенностью этого талантливого, но вспыльчивого и властного человечка. Он испытывал острое пристрастие к публичному представлению собственной персоны, хотя ненавидел это качество в других, как мог, подавлял и угнетал соперников, а когда не мог, бушевал, как загнанный в бутылку шторм.

Вечером накануне дня экзаменов я гуляла в саду подобно остальным учительницам и пансионеркам. Месье Поль Эммануэль нашел меня в запретной аллее. Изо рта торчала сигара; пальто – наиболее характерное одеяние неопределенного фасона – свисало мрачно и угрожающе; кисточка на феске сурово затеняла левый висок; черные бакенбарды топорщились, как у сердитого кота; фиалкового цвета глаза метали гневные молнии. Преграждая путь, он неожиданно заговорил:

– Ainsi, vous allez trôner comme une reine: demain – trôner à mes côtés? Sans doute vous savourez d’avance les délices de l’autorité. Je crois voir en je ne sais quoi de rayonnante, petit ambitieuse![152]