На рю Фоссет царила тишина. Фиакр с мадам и Дезире еще не прибыл. Уходя, я оставила тяжелую дверь приоткрытой, но вдруг порывом ветра ее захлопнуло? Тогда войти не удастся и приключение закончится катастрофой. Я легонько толкнула тяжелую створку, и, слава богу, дверь открылась так беззвучно и легко, словно в вестибюле меня поджидал благожелательный джинн. Затаив дыхание, я вошла, заперла дверь, босиком поднялась по лестнице, на цыпочках проникла в спальню и подкралась к кровати.
Да, подкралась и опять пережила потрясение, да такое, что едва не вскрикнула, но, к счастью, сумела сдержаться.
Как и весь дом, в этот час спальня была погружена в глубокий сон. Стояла полная тишина, и казалось, что никто даже снов не видит. На девятнадцати кроватях лежали девятнадцать неподвижных фигур, а двадцатая – моя – должна была пустовать: такой я ее оставила и к такой надеялась вернуться. Но что же увидела в полоске лунного света, проникавшего меж не полностью задвинутых штор? Какой-то темный, неуместный силуэт – длинный, странный, опрокинутый на спину! Может, в открытую дверь пробрался грабитель и притаился здесь? Фигура выглядела очень темной и не походила на человеческую. Что, если с улицы вошла бродячая собака и здесь нашла себе приют? Если подойти, она прыгнет? Но все-равно придется: ну же, смелее! Всего один шаг!
Голова закружилась, когда я поняла, что передо мной знакомый призрак, монахиня. Каким-то образом удалось не закричать: крик наверняка бы меня погубил. Что бы ни произошло, нельзя было допустить ни восклицаний, ни обморока. К тому же разум не погас. Закаленные недавними событиями нервы с презрением отвергли истерию. Возбужденная иллюминацией, музыкой, многотысячной толпой и душевным потрясением, я не испугалась привидения и молча бросилась на захваченную потусторонней силой кровать. Ничто не выпрыгнуло, не вскочило и даже не пошевелилось. Все движения принадлежали только мне, как и вся жизнь, реальность, субстанция, сила. Все случилось так, как подсказывала интуиция. Я разорвала ее – демоницу, подняла – колдунью, вывернула наизнанку и вытряхнула – тайну! Она рассыпалась вокруг клочьями и лоскутьями, и я истоптала ее.
Вспомните засохшее дерево, покинувшего конюшню Росинанта, туманное облако, мерцание луны. Монахиня оказалась длинной подушкой, одетой в черный балахон и искусно задрапированной белым покрывалом. Как ни странно, наряд действительно представлял собой монашеское одеяние, выложенное напоказ чьей-то заботливой рукой. Откуда появились эти вещи? Кто придумал обман? Вопросы оставались без ответов. К вуали была приколота записка с нацарапанными карандашом издевательскими словами:
«Монахиня с чердака завещает свой наряд Люси Сноу. На рю Фоссет она больше не появится».
Кто же тогда пугал меня? Кого я трижды ясно видела? Ни одна из знакомых женщин не обладала таким ростом, да и вообще фигура не была женской. Мужчина? Но никто в моем окружении не был способен на что-либо подобное.
Теряясь в догадках, однако испытывая глубокое облегчение оттого, что потусторонние силы нашли вполне земное объяснение, не желая перегружать мозг напрасными попытками решить банальную, но непостижимую задачу, я свернула балахон, покрывало, вуаль, засунула все это под подушку и легла. В ожидании возвращения мадам Бек, я повернулась на бок и, измученная долгой бессонницей, а возможно, наконец-то сломленная наркотиком, крепко уснула.
Глава XL
Счастливая пара
День, последовавший за знаменательной летней ночью, оказался необычным. Не могу сказать, что он принес послание свыше или распространил важную земную весть, не имею в виду и величественных метеорологических явлений: не случилось ни бури, ни наводнения, ни урагана. Напротив: солнце встало в наилучшем расположении духа, с июльской улыбкой на лице. Утро украсило себя рубинами и так переполнило передник розами, что они высыпались дождем, покрыв дорожку нежным румянцем. Минуты и часы проснулись свежими, словно нимфы, опрокинули на дремлющие холмы сосуды с росой и отправились в путь, свободные от туманной дымки: чистые, лазурные и блистательные, повезли солнечную колесницу по безоблачному сияющему пути.
Иными словами, этот день стал именно таким, каким и должен быть прекрасный летний день. Сомневаюсь, однако, не оказалась ли я единственной обитательницей дома на рю Фоссет, заметившей это радостное обстоятельство. Все остальные головы были заняты другой мыслью, оставившей определенный след и в моих размышлениях. Поскольку для меня известие не было абсолютной неожиданностью и не представляло собой глубокой тайны, завладевшей умами других обитательниц пансионата мадам Бек, я имела возможность заметить, что происходило вокруг. И все же, гуляя в саду, радуясь солнцу и пышному цветению, я обдумывала то же, что обсуждали и остальные.