Виллет

«Дорогая старушка Тим (это тоже мое имя, как Тимон)! Как видите, я сбежала – улетела как пуля. Почти с самого начала мы с Альфредом планировали пожениться именно так, не хотели застревать в обычном болоте. Альфред слишком энергичен для этого, да и я, слава богу, тоже. Кстати, хоть когда-то он и называл вас драконом, в последние месяцы так часто с вами встречался, что проникся дружескими чувствами. Надеется, что теперь, когда он исчез навсегда, вы не будете по нему скучать, и просит прощения за все небольшие неприятности, которые доставил. Однажды он не на шутку вас напугал, появившись на чердаке в тот самый момент, когда вы читали письмо особой важности. Заметив вашу увлеченность, не смог отказать себе в удовольствии слегка пошалить. Зато вы, в свою очередь, застали его врасплох, поднявшись за платьем, шалью или какой-то другой одеждой, когда, дожидаясь меня, он зажег сигару, решив покурить.

Теперь понимаете, кто был той самой монахиней? А в школу к нам приходил, чтобы встретиться с одной из учениц. Сейчас объясню как. Вам известно, что его племянники, сыновья сестры, мадам Мелси, учатся в Атенеуме, и он обладает правом свободного входа. Знаете вы и то, что двор коллежа отделен высокой стеной от нашего сада (точнее, от той самой запретной аллеи, которую вы так любите). Преодолевать препятствия Альфред умеет так же ловко, как танцевать или фехтовать. Чтобы попасть к нам, он сначала перелезал через стену, а потом по нависающему над большой беседкой высокому дереву, ветки которого спускаются на крышу здания, пробирался в первый класс и большой зал. Кстати, однажды он свалился с дерева, сломал несколько сучьев и едва не свернул себе шею, а убегая, наткнулся на гулявшую по аллее пару: кажется, мадам Бек и месье Эммануэля. Из большого зала нетрудно попасть в высокую часть здания: окно в крыше постоянно приоткрыто для доступа воздуха, и через него он проникал на чердак. Около года назад я пересказала графу легенду о монахине. Романтический образ вдохновил его на небольшое театральное действо, получившееся, как можно судить, весьма успешным.

Без монашеского одеяния – черного балахона и белой накидки – Альфред постоянно попадался бы на глаза и вам, и этому тигру-иезуиту, месье Полю. Он считает вас обоих стойкими и очень храбрыми: не испугались призрака. Меня же удивляет не столько ваше мужество, сколько способность хранить тайну. Не понимаю, как можно снова и снова встречать монахиню и при этом молчать, не сказав никому ни слова?

А как вам понравилась монахиня в постели? Я хорошо ее нарядила, правда? Увидев пугало, хотя бы вскрикнули! Я бы сошла с ума, но у вас такие крепкие нервы! У нас с вами совсем разная душевная организация. По-моему, вы не испытываете ни боли, ни страха, ни горя: настоящий древний Диоген.

Итак, дорогая бабушка! Мой ночной побег очень вас рассердил? Уверяю: это очень весело, а поступила я так назло маленькой гордячке Полине и этому медведю – доктору Джону, чтобы доказать обоим, что, несмотря на всю их спесь, тоже могу выйти замуж. Месье Бассомпьер поначалу гневался на Альфреда и даже угрожал судебным преследованием за détourmnemet de mineur[350] и еще бог знает чем. Выглядел он ужасно грозным, так что мне даже пришлось исполнить небольшую мелодраму: упасть на колени и с рыданиями его умолять, намочив три носовых платка. Разумеется, дядюшка скоро сдался. Действительно, зачем суетиться? Я замужем, и на этом все. Правда, он по-прежнему утверждает, что брак незаконен, потому что я несовершеннолетняя. Можно подумать, это что-то меняет! Я замужем точно так же, как если бы мне было сто лет. Однако предстоит новая свадьба с приданым, и миссис Чолмондейли взяла на себя организацию торжества. Можно надеяться, что месье Бассомпьер расщедрится на приличный кусок своего состояния, что было бы очень кстати, так как дорогой Альфред обладает лишь наследственной знатностью и жалованьем. Хотелось бы, чтобы дядюшка совершил благородный жест, как подобает истинному джентльмену, и не выдвинул никаких условий. Пока он настолько недоволен, что намерен ограничить приданое запретом: с момента его получения Альфред лишается права брать в руки как карты, так и кости. Он обвиняет моего ангела в склонности к игре. Не знаю, насколько это правда, но знаю, что Альфред – само очарование.

Не могу не восхищаться той изобретательностью, с какой Амаль организовал наш побег. Как предусмотрительно выбрал праздничную ночь, когда мадам (он знает ее привычки) непременно отправится в парк на концерт. Полагаю, вы ездили вместе с ней: видела, как около одиннадцати встали и вышли из спальни, – а вот почему вернулись в одиночестве и пешком, не понимаю. Ведь это вас мы встретили на узкой рю Сен-Жан? Заметили, как я помахала платком из окна экипажа?

Прощайте! Порадуйтесь моей удаче, поздравьте со счастливым браком и поверьте, дорогой циник и мизантроп, что остаюсь вашей в добром здравии и наилучшем расположении духа.

Джиневра Лаура де Амаль, урожденная Фэншо.

P.S. Запомните: теперь я графиня. Папа, мама и сестры примут новость с восторгом. Дочь – графиня! Сестра – графиня! Браво! Звучит намного лучше, чем «миссис Джон Бреттон», не так ли?»