Виллет

Лекарство подействовало быстро. Не знаю, превысила или занизила мадам дозировку, однако результат оказался противоположным тому, на который она рассчитывала. Вместо ступора пришло возбуждение, а следом явилась новая мысль, новая причудливая мечта. Все способности услышали сигнал к сбору: запели рожки, трубы сыграли несвоевременный призыв. Воображение пробудилось и дерзко, бесстрашно восстало, с презрением взглянув на материальную оболочку, настойчиво потребовало:

«Вставай! Сегодня ночью командовать буду я, а тебе придется подчиняться. Посмотри, какая ночь! Разве можно лежать в постели?»

Я послушно подняла тяжелую ставню на ближайшем окне и увидела царствующую в глубоком спокойном небе величественную луну.

Мрак, теснота, тягостная духота спальни невыносимо давили. Воспаленное воображение приказало покинуть жалкую нору и последовать за ним в росистую прохладу, в свежесть простора, открыв странную картину полночного Виллета. Особенно манил парк: летний парк с длинными, тихими, пустынными, безопасными аллеями. Среди этих аллей прятался обширный каменный фонтан, возле которого я любила стоять: скрытый в тени деревьев, полный прохладной воды, прозрачный, с зеленым лиственным мягким дном. Что из того? Ворота парка закрыты, заперты на замок и охраняются сторожами. Войти туда нельзя.

Нельзя? Об этом стоило подумать. Я машинально оделась. Ощущая полную невозможность спать и даже просто спокойно лежать, что еще я могла сделать, кроме как одеться?

Итак, ворота заперты, и перед ними стоят часовые. Неужели никак нельзя преодолеть препятствие?

Несколько дней назад, проходя мимо парка, я случайно обратила внимание на прореху в заборе: одна доска сломалась. Сейчас память услужливо представила узкую косую щель, хорошо заметную среди стволов ровных, словно колонны, лип. Мужчина не смог бы пролезть сквозь это отверстие, равно как и полная женщина – например, мадам Бек, – а вот мне стоило попробовать. Если удастся, то весь парк станет моим – волшебный, залитый лунным светом полночный парк!

Как крепко все спали! Как спокойно, ровно дышали! Какая тишина царила в доме! Который час? Внезапно остро захотелось узнать. Внизу, в классе, стояли большие часы. Что могло помешать спуститься и посмотреть? При такой луне белый циферблат и черные стрелки будут хорошо видны.

Осуществить план не мог помешать даже скрип петли или стук щеколды. Душными июльскими ночами дверь спальни оставалась открытой настежь. Но выдержат ли мою поступь половицы? Не выдадут ли? Я знала предательскую доску и сумела осторожно обойти опасное место. Дубовая лестница скрипнула под ногами, но очень тихо. И вот я в холле.

Тяжелые двери классов заперты на засовы, но выход в коридор открыт. Классы кажутся огромными, лишенными жизни тюремными камерами, к тому же полными нестерпимо болезненных воспоминаний, а коридор предлагает жизнерадостный путь в вестибюль, откуда можно беспрепятственно выйти на улицу.

Но что это? Часы бьют и вопреки глубокой тишине монастыря возвещают всего лишь одиннадцать. Прислушиваясь к мерному звуку, улавливаю далекий отголосок столицы: нечто вроде колоколов или духового оркестра, голос которого передает радость победы и горе поражения. Если бы можно было подойти к этой музыке поближе, услышать ее, стоя в одиночестве возле каменной чаши фонтана! Если бы удалось вырваться на свободу! Что же мешает выйти на улицу, что держит здесь?

В коридоре, на крючке, висит садовый наряд: соломенная шляпа и шаль. Огромная тяжелая входная дверь запирается не на ключ, а на засов, который невозможно открыть снаружи, но изнутри ничего не стоит бесшумно отодвинуть. Справлюсь ли? К счастью, железная скоба поддается с благожелательной готовностью. Дверь открывается без сопротивления, словно сама собой. Удивляясь легкости побега из тюрьмы, переступаю порог и выхожу на улицу. Кажется, невидимая сила сметает на пути все препятствия: остается приложить лишь небольшое усилие.

Тихая рю Фоссет! Здесь царствует та самая восхитительная летняя ночь, которую я представляла в мечтах. Над головой парит луна, воздух полон влажной свежести, но медлить нельзя: убежище призраков слишком близко. Стоя под башней, слышу стоны узников. Я не ищу этого мрачного покоя и вряд ли смогу его выдержать. Неподвижное небо несет образ мировой смерти. В парке тоже будет слишком тихо – знаю, что сейчас там царит неподвижность, и все же решаю отправиться в парк.

Хорошо знакомым маршрутом я направилась к великолепному монаршему Верхнему городу: именно оттуда недавно доносились звуки. Сейчас квартал дремал, однако мог в любую минуту проснуться. Я продолжала путь, не слыша ни оркестровой, ни колокольной музыки. Ее заменил другой шум, напомнивший рокот прибоя, усиливающийся рев потока. Появился свет, стало заметно движение, зазвонили колокола. Куда я попала? Выйдя на главную площадь, внезапно, с магической легкостью оказалась вовлеченной в оживленную, веселую, ликующую толпу.