Иоганн. Лучше б я сюда не приезжал! Я не могу этого видеть! Ты стал похож на привидение! Да еще ночами бродишь! – Нет, конечно, ты можешь не верить, но ты заразился. Ты заразился от своей супруги.
Эти болезни, конечно, не чума и не холера, но при близком общении и они передаются.
Вильгельм
Иоганн. Можно подумать, у тебя траур по уехавшему Гранвелле. Посмотри на своих друзей – они целыми днями празднуют свою победу.
Вот вчера граф Эгмонт был на народном гулянье. Он стрелял в попугая, а вокруг все ликовали, прямо как под Сен-Кантеном.
И по-моему, это лучше, чем вот так сходить с ума взаперти!
Вильгельм. Ничего, мой милый, скоро многие загрустят о нашем кардинале. Анекдоты все кончились, лисьи хвосты пришлось выбросить, а впереди ничего веселого не намечается.
Иоганн. Может, не стоило его выгонять?
Вильгельм. Стоило! Чтоб увидеть воочию, как обстоят наши дела! – Я даже говорить об этом не хочу! Одна мысль о том, как управляются Нидерланды, вызывает у меня ярость и отвращение!
Он отворачивается.
Иоганн. Граф Эгмонт сказал мне, что он собирается в Испанию! Это не опасно?
Вильгельм. Не бойся, его жизни ничего не угрожает!
Иоганн. Мы же знаем, что король все на свете делает под диктовку кардинала! Почему бы Гранвелле не воспользоваться случаем и не отомстить?
Вильгельм. Да ты понимаешь, кто такой граф Эгмонт, Ян? Народный герой, кумир фламандской армии! Да если в Испании волос упадет с его головы, это подорвет власть Филиппа в Нидерландах вернее, чем все, что мы делали до сих пор! Ты думаешь, Гранвелла этого не знает? Нет, мой мальчик, мы, возможно, имеем дело с безумцами, но не с дураками!
Иоганн. Неужели им удастся заманить его на свою сторону?
Вильгельм. Заманить! Люди не лесные птички, Ян! Каждый сам делает свой выбор!
Иоганн. Мы все были уверены, что ты твердо полагаешься на графа Эгмонта!
Вильгельм. Нет! – Я пытался, как ты говоришь, заманить его на нашу сторону и, наверное, еще буду пытаться, но боюсь, что он так и останется на своем собственном месте!
Иоганн. Прости меня, Виллем, ты, конечно, необыкновенный человек, но и ты не можешь бороться один против целого мира!
Вильгельм. Если бы я считал, что я в этой стране один, что бы могло меня здесь удерживать? – Мы же родились в Германии! Мы сами избрали эту страну своей родиной! Не из любви же к наследству Нассау-Шалонов! – Нет, я чувствую, я знаю, что я здесь не один. Но я связан по рукам и ногам.
Слуга
Трое братьев сидят в глубоком молчанье.
Людвиг
Иоганн. А народ так и ничего?
Людвиг. Нет! Стояли, как в церкви, и пели псалмы!
Он уже с костра послал прощение женщине, которая его предала, и призвал ее покаяться. –
Иоганн. Прекрати, Людвиг! Оставь это красноречие для своих друзей! У меня и без тебя голова идет кругом!
Людвиг. Я только хотел сказать, что я не ищу мученического венца! Я его недостоин! С сегодняшнего дня я нахожусь в состоянии открытой войны с королем Филиппом!
Вильгельм. У тебя нет юридических оснований начинать с ним войну! Власть дон-Филиппа в этой стране – законная власть, потому что ее так или иначе признает весь народ. Признает – значит, поддерживает. И тогда это не война, а бунт! А бунтовщику дорога одна! – Уж лучше помереть от пьянства.
Людвиг. Виллем, вот уже столько лет ты ведешь борьбу с королем в рамках, так сказать, законности. Ты хоть раз добился того, что хотел?
Вильгельм. Во всяком случае, до сих пор не было открытого провозглашения инквизиции!
Людвиг. Не ты ли сам говорил, что инквизиция и эдикты одно и то же?
Вильгельм. Для тех, кто становится их жертвой. Но конституции они нарушают в разной степени.
Людвиг. Мне совершенно все равно, Виллем, есть ли конституция в стране, где убивают за веру, или ее там нет!
Вильгельм
Людвиг. Мы собираемся вербовать в наш союз равно католиков и протестантов!