Via Combusta

Её папа работал пилотом-инструктором на вертолётной станции в окрестностях Ленинграда, учил молодых пилотов летать на стареньком пузатом тренировочном вертолёте. А когда возвращался со службы домой, любил что-то мастерить. Он вообще очень любил что-то делать своими руками. Из-под его инструментов появлялись различные забавные резные фигурки, поделки, гуделки, свистелки, куколки и всякая прочая забавная мелочь. А однажды папа вырезал и отшлифовал для дочки маленький кулончик из двух деревянных щепочек. Этот кулончик открывался и закрывался. Повесив Есении на шею этот медальон, папа добавил, что если она не против, то он будет там прятать свои самые ценные секретики.

Она, конечно-же, была не против и заливисто хохотала, когда папа брал поделку в ладонь, открывал его и наигранно начинал бормотать туда какие-то нечленораздельные и очень смешные предложения на совершенно непонятном, но очень забавном языке. Ей вообще было очень хорошо с папой. Пожалуй, что больше ни с кем на свете ей больше не было так легко, хорошо и безопасно, как у него на коленях.

В тот день девушка узнала, что у папы была другая женщина. Женщина, которую он очень сильно полюбил. Полюбил так, что встал вопрос о разводе с мамой. Тетя по папиной линии рассказала Есении, что папа долго не мог решиться на это. Долго и мучительно думал, пока не завёл этот разговор с мамой. Стоит ли говорить, что для мамы эта информация явилась как гром среди ясного неба. Она не только наотрез отказалась давать папе развод, но и пообещала ему, что если он таки на это пойдёт, то с дочкой он может попрощаться, так как никто ему её видеть в жизни не даст.

Папу это заявление настолько ошарашило, что он долго не мог потом прийти в себя. Тётя рассказала, что папа ходил советоваться с юристами и знакомыми, узнавать, как можно исправить ситуацию, какую гарантию ему можно получить после развода на продолжение воспитания дочки. Судя по всему, никакой гарантии никто ему не дал.

Поэтому, не дожидаясь развода, папа решился пойти на самый отчаянный поступок в своей жизни – побег. Побег от мамы с ней, с маленькой трёхлетней Есенией. Иногда к ней приходили отрывочные воспоминания о той неделе, прожитой с папой после побега на квартирах его знакомых. Как потом узнала девушка, папа не всё успел продумать. И явно не ожидал, что после исчезновения ребёнка мама заявит об этом в милицию. Пытаясь уйти из сжимающегося вокруг него кольца, папа убедил своих друзей помочь ему. Так, в заброшенном ангаре на берегу Финского залива оказался микроавтобус дяди Васи. А дядя Женя, папин начальник по лётной школе, разрешил ему воспользоваться вертолётом той ночью. Единственное, что ни дядя Вася, ни дядя Женя не знали, зачем это всё папе могло понадобиться. А когда узнали, было уже слишком поздно.

Микроавтобус нашли искорёженным и сгоревшим у трассы в канаве, в паре десятков километров от пирса. Говорили, что папа уснул за рулём и разбился. А ещё добавляли, что у него был шанс спастись из объятого пламенем автомобиля. Но вместо этого папа, весь поломанный, полез вглубь салона к заднему ряду кресел. Там, под этими сиденьями, пожарные и нашли его обгоревший труп.

Единственное, что согревало Есению во всей этой жуткой истории, так это то, что переворошив, израненный и поломанный, весь салон, папа принял смерть с лёгким сердцем, поняв там, в ворохе коробок и сумок, что его любимой дочери там нет. И значит, она осталась жива. А свою жизнь без дочки папа себе и не представлял…

Глава 4.

Питер.

Без уточнения времени.

– Всё сказала?!

– Нет. У меня, поверь, много накопилось. Аж хлюпает.

– Раз хлюпнуло – вытри, сопля.

– Что, правду слышать больно стало?

– Да что ты понимаешь, в правде-то, а? Что ты своими мозгами понять-то можешь?

– Да уж не меньше твоего. А то и побольше. Ты мне ещё скажи, что ты его любила!

– Да, любила. Любила! И не тебе меня судить.

– Мне-то не ври, а. Если бы любила – то отпустила бы. Сколько он раз тебя просил? Сто? Двести?!

– Ты рот свой поганый закрой! Тявкает она на меня, гляди-ка! Я плохая у неё.

– А ты мне рот не заткнёшь. Скажи честно – из мести же? Из мести?!

– Да за что там было мстить? За эту мышь? Да она мне в подмётки не годилась.

– Сравнила, значит. Не к той ушёл. Обидно тебе, да, стало?! Тебя, такую фифу, да на мышь поменяли.

– Я тебя сейчас херакну разочек, чтобы ты в сознание вернулась! Ты, вообще, хоть понимаешь, кому и что ты говоришь?!

– Да на, бей! А что изменится? Как думаешь, он бы тебя к дяде Ираклию отпустил бы?!

– Уймись!

– Вот он отпустил бы. Если бы ты попросила – отпустил бы.

– Ты его, как человека, знать не знаешь! Выдумывает она мне тут чушь всякую. Сама придумала себе, поверила в эту глупость, а теперь у неё все вокруг виноваты оказались. Да ты мне спасибо должна говорить! А дяде Ираклию ты ноги должна целовать, что он вырастил тебя, как дочь свою родную!

– Давай, давай! Он – говно, она – мышь, а вы с дядей Ираклием – дартаньяны! Слушай, а по-чеснаку, вот скажи, а ты зачем меня родила?