Можно сколь угодно долго обсуждать особенности человеческого взросления, ведь по молодости нет опыта применения гремучего арсенала крепких терминов, пылких чувств, ярких эмоций. Она за то и ценится – молодость, что в общественном сознании это пороговое время, когда можно совершать глупости, когда у тебя есть право на ошибку, есть ощущение свободы в проявлении чувств. Однако сколько таких взрослых, которые не только позволяют себе не фильтровать базар, но и искренне считают, что это их аутохтонное право такое, такая отличительная особенность, самобытность, которую надо сохранять и развивать по жизни? Ведь такие индивидуумы никуда не пропадают. Все тут. Поэтому ультиматумы и лозунги как основной стиль ведения бесед.
Не то чтобы Есении в полной мере соответствовало такое описание исключительности и вседозволенности. Скорее, на тот момент, когда слово за слово раскрутился маховик семейного скандала, она, в силу своих первокурсных лет, могла и не отдавать себе полного отчёта в последствиях. Однако это внутреннее убеждение в своей абсолютной правоте, эти полные девичьего максимализма неуёмные амбиции самости, самостоятельности, поразили сознание девушки довольно глубоко, с претензией разрастись метастазами и далее переходного возраста.
Поэтому, здесь стоит поближе познакомиться с этой замечательной девушкой, потому как и возможность такая представляется, да и спешки особой нет. Можно и разобраться. А при желании, можно и на всю глубину копнуть, раз зашла речь. А читателю, кто поспешает, снова рекомендуем пролистнуть бумажку-другую.
Ничего прям-таки замечательного за Есенией, по-хорошему, не наблюдалось. Да, как и многие её подруги и просто сверстницы, она росла в неполной семье. Во всяком случае, это внутреннее ощущение у неё появилось ещё в последних классах школы, не взирая, что с чисто формальной точки зрения семья была полная: заботливая с перебором мама, нормальный папа, хоть и не родной. А придя к такому выводу, что жизнь у неё не полная, Есения вдруг решила, что в её руках обнаружилось некое идеологическое знамя, которое не только нельзя держать под семью замками, как нечто совсем интимное, а напротив – надо его нести гордо, перед собой, чеканя шаг. Поэтому, именем папы, можно было поступать временами опрометчиво, что тогда осознавалось, как справедливый повод для социального протеста, конфликта, служившего ключом-открывашкой для личной свободы.
Как бы то ни было, но в тот же вечер после перепалки с матерью, Есения перебралась в общежитие к подруге, где сперва на правах нелегала, а впоследствии обретя и законные основания для пребывания, продолжила свой жизненный путь уже самостоятельно. Эта ультимативная независимость, резкий протест, может быть, и давно назревал. Посему, как говорили мудрейшие, чему быть, того не миновать, и таки прорвало. А может, и хорошо, что прорвало. Кто знает, как оно правильнее, уходить девушке в свои семнадцать лет от гиперопеки мамы? У неё получилось со скандалом. Она одна, что ли, такая?
Здесь, надо отметить, что и мама Есении плеснула маслица на конфорку всплывшего на поверхность конфликта. Ну, во-первых, могла бы и проинтуичить заранее и как-то пар спускать потихоньку, на дистанции. Однако жизнь распорядилась по-другому, и маму это так же задело за эмоцию и самомнение. Хочет жить отдельно, баста, пущай живёт. Всё равно к мамке вернётся, как прижмёт, никуда она не денется. Поэтому, расписавшись в невозможности взять крепость штурмом, мама поступила в полном соответствии с военной наукой, то есть осадила крепость и взяла на измор. Ни тебе денег. Ни тебе напутствия. Ни тебе благословления. Ничего. Молчок. Как исхудаешь – приползай.
Ну, молчок, так молчок. Есения на тот момент не особо расстраивалась по этому малозначительному поводу, ведь в её руках впервые в жизни появились все карты от партии в самостоятельность. Да ещё и козырные! Назад ходу нет. На маминых условиях возвращаться не хотелось совершенно, просто потому, что и возвращаться совершенно не хотелось. Свежий ветер автономии мощно подул в окрепшие крылышки, и птичка упорхнула из родительского гнезда на вольные хлеба.
На какое-то время, адреналина от свершившегося хватало, даже невзирая на совершенно спартанские условия проживания в женском общежитии психологического факультета одного из самых государственных вузов северной столицы. К слову сказать, этот разрыв с родимым домом совершенно не сказался на успеваемости молодой барышни, что можно было отнести с благодарностью к достаточно хорошему, уж точно выше среднего, её школьному образованию и недюжинным умственным способностям. Как-никак, к моменту поступления в институт, девушка не только была не плохо подкована в плане технических наук, сказывалась специализация школы, но и свободно щебетала на двух популярных супостатских языках.