Via Combusta

«Он сейчас очень слаб». Роман размышлял над этим предложением, гоняя его в голове, пока шёл по коридору к нужной палате. То есть, это значит, что ему, Роману Смирнову, как представителю закона, предлагается сейчас войти в положение этого нелюдя? Может, ему ещё ушки языком помассировать, по такому-то случаю, а? Или музыку для расслабления и медитаций включить, кормя с ложечки лёгким куриным бульоном, для скорейшего восстановления? Знаете, тут вот ведь какая штука: перед судом людским и законом, в том смысле, как мы его сейчас понимаем, этот скот, действительно, должен предстать здоровеньким и бодреньким, как огурчик. Однако, если уже по справедливости божьей, то ему лучше не вставать вовсе, приняв смерть как совершенно закономерный исход содеянного. Поэтому, не надо «ля-ля». Роман вошёл в палату шагом каменного гостя, закрывая за собой дверь перед самым носом сопровождавшего его доктора.

– Роман Константинович, мне надо убедиться ещё раз, что пациент в сознании и может с вами побеседовать! – донеслось корректное по тексту ругательство из-за двери, отказывающейся закрываться по причине возникшего между ней и дверной коробкой докторского ботинка.

– Извините, – буркнул следователь в ответ и пропустил доктора в палату, буравя ему спину ледяным взглядом.

Пока врач завязывал диалог с подвешенным на вытяжке и перемотанным бинтами телом, Роман осмотрелся. Хотелось понять, как в нашей стране лечат сволочей. Вот есть ли разница, светлого вы, врачи, человека лечите и ставите на ноги или мразь конченную? Просто, такой вопрос. Простой. Беглого взгляда оперативника вокруг оказалось достаточно, чтобы самому себе дать на этот вопрос неутешительный ответ. Что само по себе бесило. До Романа донёсся голос доктора, обращавшийся уже и к лежащему телу и к нему самому.

– … К вам пришёл сотрудник из полиции для беседы. Я вас оставлю на пятнадцать-двадцать минут, не дольше. Вы меня поняли? – вопросительно обратился доктор к каменному лицу полицейского. – Он еще слишком слаб. Большая внутричерепная гематома. Поэтому не более двадцати минут.

– Я вас услышал, – мигом среагировал сотрудник полиции. – Мне хватит.

– Хорошо. Тогда оставляю вас. Общайтесь, – произнёс строго доктор и вышел из палаты.

– Здравствуйте, – очень холодным тоном начал полицейский. – Меня зовут Роман Константинович Смирнов, капитан полиции. Мне поручено вести ваше дело…

Все непродолжительное время своего повествования Роман наблюдал за выражением наглого лица, хамившего ему в открытую с больничной плоской подушки. «Какие мы невинные глазки строим, ты погляди-ка. Сама чистота и белизна во взгляде. Ничего, значит, мы не помним, ничего не знаем. Так вот надо напомнить молодому отцу, объяснить всё доходчиво, в красках, как дело было. Всё забыл, ты смотри! Даже про сына своего забыл». Вскрик Алексея с именем сына не возымел над Романом никакого ослабляющего натиск влияния, и, невзирая на слова доктора о слабости его пациента, следователь резанул правду-матку, как она есть, без прикрас и прямо в лицо.

Роман ожидал увидеть там, в этой морде лица, всё, что угодно, кроме этого. Зрачки его собеседника сперва застыли в одном положении, а потом рассыпались в разных направлениях и там закатились. Такой реакции Роман не ожидал, так как, по его меркам, диалог только начался, и впереди ещё были законные пятнадцать отведённых на допрос минут. А тут такое. В план, какой бы он ни был у Романа импровизированный, такое развитие событий не входило.

Следователь окинул взглядом лицо потерявшего сознание бородатого мужчины. Вся борода была перемазана в комьях землистого цвета, в которых уже невозможно было различить ни остатки еды, ни сгустки запёкшейся крови. Взгляд полицейского переместился на прибор, показывающий сердечный ритм подключённого к нему тела. Ритм отбивался ровно, без сбоев, давая следователю понять, что ничего плохого, вот незадача, с телом не происходит. Следователь сел на рядом стоящий стул и стал терпеливо ждать, понимая, что если обморок не глубокий, то через минуту-другую разговор может быть продолжен. Перелистывая редкие страницы уголовного дела, Роман не заметил, как Алексей открыл глаза.

– Я не хочу с вами говорить больше, – донеслось с больничной койки.

– Отчего же? – переспросил Роман, нарочито не отрывая взгляда от папки.

– Не хера мне с вами обсуждать без адвоката, капитан, – процедил Алексей.

– А-а-ах, вот оно как, – протянул Роман, откладывая в сторону папку и подвигаясь на стуле ближе. – Ну, конечно же, друг, конечно. Ты право такое имеешь, хранить молчание, и на правозащитника право имеешь. И на бухое вождение автомобиля у тебя права, наверное, есть, да?

– Уймись, капитан, я свои права знаю, можешь не стараться, – рыкнул в ответ Алексей, смятению которого в тот момент не было предела.