- Да сколько ни вижу его, все о здоровье вашего благородия справляется. На что ему, спрашивается, здоровье ваше сдалось? Не доктор же он.
- Ой, не в духе ты что-то сегодня, Палко. Ну а причт-то весь здесь?
- О-гы-гы-гы-гы, - осклабился Пал, - как же-с. И хор дебреценский с подголосками, и цыганских оркестра целых четыре; сам Бихари [Бихари Янош (1769-1827) - известный цыганский скрипач] пожаловал. Ректор своих семинаристов во дворе уже выстроил; вы не пугайтесь, ваше благородие, ежели громко очень гаркнут, как вас увидят. И фейерверкер на месте, вон ладит что-то среди деревьев, сюрприз, говорит, к вечеру готовит. Сено бы только опять не спалил, как прошлый год.
- А комедиантов нет?
- Как же нет, здесь они, а чему я давеча засмеялся-то! Локоди этот опять; впятером они: сам, он героев будет представлять, пирюльный подмастерье, худенький такой, стариков играет у него, а дама пожилая барышень молоденьких. Уже и сговорились, что будут вечером давать. Пока господа, значит, в зале отобедают, они в прихожей Добози с женой [Добози Михай - полулегендарный герой венгерской истории; настигнутый турками после поражения под Мохачем (1526 г.), заколол жену, которую увозил в седле, и погиб сам с оружием в руках] изобразят в двенадцати живых картинах, с бенгальским огнем.
- А почему в прихожей, а не в театре моем?
- Мал он для них.
- Так их же пятеро всего.
- Да, но и гайдуки все тоже нарядятся, кто турком, кто мадьяром, - из чулана все подходящее повыгребли уже: платье, оружие. А школяры тем делом былину про Добози споют. Дярфаш слова сейчас сочиняет, а регент - музыку. Ух, славно!
Простодушный старик, как ребенок, радовался предстоящей комедии.
Тем временем он умыл уже, побрил, причесал барина Янчи, ногти ему постриг, шею повязал косынкой и застегнул его честь по чести.
- Ну, теперь и на люди можно.
- А трубка где моя?
- Тю! Какая еще трубка! Забыли, что в церковь надо прежде сходить, помолиться, кто ж курит до того.
- Верно. Твоя правда. А чего не звонят до сих пор?
- Обождите еще. Сперва попу надо послать сказать, что встали его благородие.
- Да прибавить не забыть: "Хороша колбаса долгая, а проповедь короткая".
- Знаю, - сказал Пал и побежал к священнику, чьей главной слабостью было, собственно, не много-, а уж скорее злоречие: единственный тот раз в году, когда оказывался перед ним барин Янчи, принимался он так его поносить во имя господа, что гостям на весь обед хватало потом горючего материала для шуток.
На сей раз, однако, случай избавил барина Янчи от этого сомнительного удовольствия: отец благочинный нежданно захворал и не мог отправлять свои обязанности.
- Ничего, протопоп ведь есть! - сказал прибывший с огорчительным известием Палко.
- О нем ты мне больше не поминай! - воскликнул в сердцах барин Янчи. Уж он возьмется - до ужина не кончит. Да еще так расхваливать пойдет во всеуслышанье, со стыда сгоришь. Пусть лучше служит супликант.
Супликант - носивший тогу [тога - одно из отличий старших воспитанников венгерских коллегиумов (семинарий)] семинарист - за свои пять лет (не жизни, а обученья) никогда не видел еще стольких господ зараз; легко себе представить испуг бедняги, уведомленного, что через четверть часа ему проповедь надо произнести во спасение этакого множества заблудших душ.
Дать бы деру, да с него глаз не спускали и, заметив его терзания и опасения, шутки всякие начали над ним шутить: взяли и пришили платок его к карману, чтобы при нужде вытащить не смог; уверили, будто кантор - это Выдра, которого он и пошел упрашивать сразу на органе заиграть, буде запнется. И наконец, вместо молитвенника огромный скотолечебник подсунули ему.
Простодушный школяр не обладал таким присутствием духа, как Михай Витез Чоконаи [вольномыслие и остроумие молодого Чоконаи стали позже предметом многочисленных анекдотов]. Тот в аналогическом случае, когда его молитвенник поваренной книгой подменили озорные барчуки, раскрыв и прочитав: "В уксусе...", мигом смекнул, что речь об огурцах маринованных, и смело продолжил: "В уксусе... губку омоченную поднесли к устам его". И такую проповедь сымпровизировал на эту тему - всем на удивленье.
А бедный супликант, увидев, что взял на кафедру книгу, лишь скотине дарующую исцеление, совсем ошалел, - позабыл даже, как "Отче наш" читается. Так и сошел вниз, не произнеся ни словечка. Пришлось и впрямь протопопа просить, взяв прежде с него обещание одним молебном удовольствоваться, без проповеди. Но и тот затянулся на целых полтора часа. Достойный священнослужитель столько истовых молений вознес о благополучии рода Карпати, всех мужских и женских отпрысков его in ascendenti et descendenti [в колене восходящем и нисходящем (лат.)], - за здравие их на этом и упокой на том свете, что, право же, никакого худа им ни тут, ни там до скончания веков не должно было больше учиниться.