«Я добился своего — «великого сгона» пока не будет! А потом пойдет только ко мне! Московиты потихоньку заняли Чигирин и лихорадочно возводят кольцо из редутов, настроились серьезно. Хорошо, что город не зажгли в прошлом году. Царь Федор не откажется от Правобережья, но я не желаю отдавать московским боярам земли Малой Руси, у меня на нее свои имеются виды».
Юрий оглядел бухту — далеко в море еще можно было разглядеть паруса кораблей Брайи. Венецианец пошел в очередной пиратский набег, на этот раз к берегам Босфора — опередит Ибрагима-пашу, и устроит нешуточное потрясение на весь Константинополь.
К осени его эскадра получит существенное приращение — два трофейных турецких корабля спешно ремонтировались в Керчи, еще один был захвачен здесь, в Кафе, с другими судами, что не успели вывести в море. Сам город турки не обороняли, слишком их было мало среди христианского населения, пусть даже сократившегося наполовину.
Да и как это можно сделать?!
Османы даже толком не восстановили разрушенную стену в цитадели, и одно прясло в крепостном обводе, что сделано умышленно в прошлом году. Да и с пушками у них ситуация не ахти — привезли всего три десятка стволов. Ведь из Кафы вывезли все подчистую прошлым летом, и сами орудия, которые можно пустить на переплавку, источник такого стратегического металла, как бронза.
Так что когда русские ворвались в Кафу, турки постарались побыстрее покинуть город, страшась неизбежной резни — за недолгое время оккупации они окончательно настроили против даже вполне лояльно относившихся к ним раньше христиан.
А теперь наступило страшное время отмщения!
Юрий сознательно обманывал старого пашу на счет участи татар, хотя вряд ли это возможно, тот и умен, и умеет предвидеть. И прекрасно понимает, что когда у тебя преимущество и сила, то только последний идиот не реализует это, и не станет добиваться сокрушительной победы с уничтожением противника как такового.
Тут нет других вариантов, кроме одного — помножить неприятеля на ноль любым способом!
Война зашла слишком далеко, чтобы можно было уже остановиться, наоборот, требовалось самое радикальное решение дальнейшего существования «людоловов». Договариваться с крымским ханом просто бесполезно и бессмысленно — походы за невольниками и торговля ими стали основой бытия и сознания местных работорговцев.
Да разве можно договориться с волком, чтобы тот не резал овец?! Да проще перебить всю стаю и на какое-то время жить спокойно, пока в соседнем лесу не заведутся новые хищники!
После разгрома и пленения турок Ибрагим-паши, русские высадились на Керченском полуострове лишь частью сил. Остальные войска начали поход в Ногайскую степь, благо Арабатская стрелка совсем рядом. А там прошли до устья Салгира и переправились к нему через Сиваш по понтонному мосту — лодки с мостиками заранее перевезли на калиутах.
Первыми в Крым ворвались шесть тысяч запорожцев старика Сирко, который буквально помолодел за последние два года — исполнилась его давняя мечта уничтожить заклятых врагов, с которыми воевал всю свою жизнь. Сечевики получили изрядное усиление — три тысячи донских казаков повел атаман Фрол Минаев, а полторы тысячи слободских черкас возглавил полковник Лысенко.
Десять тысяч казаков страшная и сокрушительная, все сметающая на своем пути грозная сила!
Нынешние многотысячные армии совсем не походили на регулярные войска, а тем более несравнимы по духу ни со спецназом будущего, ни с казаками нынешнего времени. Именно осознание себя свободными людьми, крепко вбитые в голову каждого мысли о том, что ты слитная частица единого воинского братства — и позволяли нескольким тысячам казаков одерживать победы над многократно превосходящим по численности противником. Турки это хорошо усвоили на собственной шкуре, и там где они мимоходом давили европейские армии, с казаками несли серьезные потери при отсутствии, зачастую, даже мизерного результата.
Нынешняя война стала для татар фактически самоубийственной — теперь за вековую вражду приходилось расплачиваться кровью целого народа!
Противник, превосходя их по духу и выучке, имел самое великолепное для этого времени оружие, и очень хорошо умел им пользоваться. Да и какое может быть противостояние на открытой местности у простенького лука кочевника и штуцера в руках меткого стрелка?!
Да и те восемь тысяч стрельцов, что вошли в степь со стороны Керчи, мало чем отличались по духу от казаков — многие, познавшие рабство, кипели яростью. И по выучке казакам нисколько не уступали, прекрасно осознавая, за что воюют. Тем более, стрельцы привыкли к победам, и не раз видели спины бегущих в панике врагов. И вооружены превосходно, намного лучше «вольных» союзников. Противопоставить конным батареям «единорогов» с убийственной шрапнелью, и нарезным винтовкам «охотников», татарам просто нечего!
И грянула не война, а безжалостное истребление!