Юрий без улыбки смотрел на потрясенного визиря — картина овечьей бойни была впечатляющей. По заранее пристрелянной балке жахнули тремя залпами первые четыре казнозарядных нарезных орудия, отлитых из бронзы. Вводить их на вооружение Юрий не собирался — для «ноу-хау» оказались чудовищно дорогими чугунные гранаты. Ведь для шестикилограммовых снарядов требовался взрыватель из гремучей ртути, что делал чех, отчаянно влюбленный в это смертельно опасное взрывчатое вещество. И, самое дорогое, свинцовая оболочка — расходовать в таком количестве металл, столь нужный для отливки пуль, стало бы безумным расточительством. Но для показухи все подошло как нельзя лучше.
Визирь поверил, как в свое время был потрясен и Абай-мурза — только последнему показывали серийные образцы оружия, а турку «залепили туфту» — Юрий отчаянно блефовал.
— Я тебе скажу больше, Кара Мустафа — если бы договор с ханом был соблюден, я бы не передал врагам Порты секрет конических пуль и «единорогов» — и сейчас вы начинаете пожинать плоды своей поразительной недальновидности. Я ведь предупреждал, что раскрою тайну врагам султана! А теперь ты сам выбирай, Кара Мустафа — хочешь ли ты, чтобы все враги Порты вооружились таким убийственным оружием?!
— Что ты хочешь, Лев?!
— Многое, визирь, многое…
Глава 14
— Ни мира, ни войны — и непонятно, чем все это перемирие закончиться может?! В чем меня обманул великий визирь Блистательной Порты Мерзифонлу Кара Мустафа-паша, пока не знаю. Но думаю, к лету все прояснится, и начнется большая война!
Юрий подошел к окну, внимательно обозрел с высоты раскинувшийся на все стороны света, Галич. С третьего этажа «Золотого Дома», его новой резиденции, выкрашенной в золотистый цвет, отлично рассматривался как Славянск, так и Торское городище, так и восемь слобод из десяти, входивших в почти сорокатысячное поселение, превышающее по размерам даже тот хорошо знакомый ему город 21-го века.
— Все же здешние люди имеют привычку к самоорганизации и взаимному контролю, в отличие от потомков. Иначе бы не знал, что здесь будет. А так будто все идет помимо меня — все вкалывают до посинения, причем на общее благо, и никакого разгула преступности.
Юрий хмыкнул — в его времени на улицу выйти было страшновато, сплошной криминал вокруг, даже он сам, как не крути, из этих самых незаконопослушных слоев. А тут банальный «гоп-стоп» фактически невозможен — хотя любители находятся, только участь незадачливых грабителей печальна. Сами жители очень быстро находят преступника, и слободские судьи выносят один и тот же приговор — конфискация всего имущества и пять лет работы в шахте. И та же мера наказания для всех пособников и скупщиков краденного, тех, кто видел и не сообщил о «татьбе».
Сурово, но справедливо, да и обходятся как то без помощи государства. Сами разбираются, причем куда жестко, даже жестоко, чем в его времени. Зато порядок наведен суровый!
Обходятся сами как-то без сонмища милиции-полиции, прокуратуры с адвокатурой и следствия в придачу, а о подкупленных судьях тут даже разговоров нет. Жители слобод сами выбирают тех судей, на честность которых можно положиться, вне всякого сомнения. Потому что тут живут вольные люди, стараются поступать по совести и справедливости.
Но то в обыденной жизни, а вот «воровство», сиречь государственные преступления, такие как взяточничество, казнокрадство и измена в полной его власти. И наказания за них куда страшнее — причем заложниками сами семьи являются. И не кнутом били дьяков и подьячих, что решили по милой московской привычке взятки вымогать и дела затягивать — соляные рудники и добыча киновари здорово перевоспитывают, правда, уже посмертно. А семьи всего имущества лишаются, тяжкой работой нагружаются — другим приказным людям в пример постоянный, чтоб перед глазами был. И вина эта годами или кровью на поле боя искупаться должна.
Типа — оцени перспективы и подумай, стоит ли волокитой заниматься и безответственностью всякой?!
Можно сказать круговая порука — а как без нее?! Да и понятна она всем в эти времена — за вину одного род расплачивается, или слобода, где жил. Так что на всех ответственность лежит, и никто ее не избегает. Дезертирства при мобилизации нет как такового, все торопятся прийти с оружием и в обмундировании исправном как можно быстрее, и на воинских сборах регулярных поголовная явка, и воюют истово, живота не жалея.
Причем, служить в стрельцах дело добровольное — трусов или лодырей изгоняли сразу. И все — они теперь в обществе никто, вечные изгои, позор для семьи, укор для слободы. Впрочем, на памяти Юрия таких случаев за все года и сотни не набиралось по всем городам и весям — понятно, что поговорка «в семье не без урода» всегда имеет конкретные примеры.
Галицкий подошел к большой карте, хотя очертания на ней земель и рек были весьма далеки от реальности. Так, набрасывал на глазок, используя разные карты, причем взятые в качестве трофеев у турок, оказались намного лучше нескольких европейских образцов.