— Безъ раболпства, сэръ, сказалъ баронетъ, взглянувъ на него строго:- единственный путь къ моему сердцу — путь чести; а тутъ, я вижу, какая-то путаница, сплетеніе лжи, трусости и притсненій. Какъ могло случиться, сэръ, что этотъ бдный человкъ, къ которому, какъ мн извстно, вы питали дружескія чувства, очутился въ такомъ ужасномъ положеніи? Въ благодарность за гостепріимство вы соблазнили его дочь, да еще посадили его въ тюрьму, — за то, вроятно, что онъ за это не сказалъ вамъ спасибо? Сынъ его тоже, съ которымъ вы побоялись стать лицомъ къ лицу, какъ подобаетъ мужчин…
— Возможно ли, сэръ, прервалъ его племянникъ, — возможно ли, чтобы мой родной дядя вмнилъ мн въ преступленіе то, что самъ онъ столько разъ мн внушалъ?
— Это, пожалуй, справедливо! воскликнулъ сэръ Уильямъ:- въ этомъ случа вы поступили осторожно и… хорошо; хотя не такъ, какъ поступилъ бы на вашемъ мст вашъ покойный отецъ. Мой братъ былъ благороднйшимъ изъ людей, а ты… Нтъ, въ этомъ случа вы дйствовали, какъ слдуетъ, и я могу только похвалить васъ.
— Я надюсь, подхватилъ его племянникъ, — что и въ остальныхъ моихъ поступкахъ вы не найдете поводовъ къ осужденію. Правда, сэръ, что я показывался въ нсколькихъ увеселительныхъ заведеніяхъ съ дочерью этого джентльмена; это было, пожалуй, легкомысленно; но они подняли скандалъ и назвали мой поступокъ гораздо боле серьезнымъ именемъ, увряя, что я развратилъ ее. Я лично отправился къ ея отцу, желая представить ему дло въ истинномъ свт, но онъ встртилъ меня ругательствами и оскорбленіями. Что до прочаго, то есть до пребыванія его здсь, прошу васъ обратиться за разъясненіями къ моему стряпчему и къ управляющему: я имъ предоставляю возиться со всми подобными длами. Если этотъ джентльменъ задолжалъ и не хочетъ или даже не можетъ платить, ихъ дло вдаться съ нимъ. И причемъ же тутъ жестокости или несправедливости, когда все длается по закону?
— Если все, что вы сказали, точно такъ и было, сказалъ сэръ Уильямъ, — то въ вашемъ поведеніи я не усматриваю ничего непростительнаго; и хотя вы могли бы проявить побольше великодушія, не допустивъ своихъ подчиненныхъ притснять этого джентльмена, но все-таки я признаю, что законныя формы были соблюдены.
— Онъ не съуметъ опровергнуть моихъ словъ ни въ одной подробности, возразилъ сквайръ: — что-жъ онъ ничего не говоритъ? И притомъ мои слуги готовы хоть сейчасъ засвидтельствовать справедливость моихъ показаній. Теперь вы видите, сэръ, продолжалъ сквайръ, видя, что я молчу (и въ самомъ дл, что же я могъ сказать въ опроверженіе его словъ?) — теперь вы видите, сэръ, что я ни въ чемъ не виноватъ; но хоть, по вашей просьб, я готовъ простить этому джентльмену все прочее, одного я не въ силахъ ему простить: именно того, что онъ старался очернить меня въ вашихъ глазахъ, и когда же? Въ то самое время, какъ сынъ его замышлялъ лишить меня жизни! Это, повторяю, нчто такое, чего я ему не прощу; я ршился въ этомъ дл предоставить закону дйствовать за меня. Вотъ письменный вызовъ, полученный мною отъ него, при двухъ свидтеляхъ; одного изъ моихъ служителей онъ опасно ранилъ, и хотя бы самъ дядя мой за него вступился, чего, я знаю, онъ не сдлаетъ, я намренъ преслдовать его судомъ, и пусть онъ за это претерпитъ заслуженное наказаніе.
— Чудовище! воскликнула моя жена:- мало теб всего, что ты заставилъ насъ вытерпть въ отмщеніе за свою обиду, неужели еще и мой бдный сынъ долженъ погибнуть отъ твоей жестокости? Вся моя надежда на сэра Уильяма: онъ защититъ насъ потому, что сынъ мой невиненъ, какъ дитя малое. Я уврена, что такъ онъ никогда въ жизни никого не обидлъ.
— Сударыня, возразилъ добросердечный баронетъ: — поврьте, что я не меньше вашего хотлъ бы уберечь его; но, къ несчастію, его виновность слишкомъ очевидна, такъ-что, если мой племянникъ будетъ настаивать…
Но въ эту минуту наше вниманіе было отвлечено появленіемъ Дженкинсона съ двумя тюремными служителями: они втолкнули въ мою келью человка, высокаго роста, очень изящно одтаго и по всмъ примтамъ походившаго на того негодяя, который похищалъ мою дочь.
— Вотъ онъ! кричалъ Дженкинсовъ, таща его впередъ: — онъ самый! Что ли есть самая подходящая птица для Тайборнской тюрьмы!
Какъ только мистеръ Торнчиль взглянулъ на вошедшихъ, вся его самоувренность исчезла, и онъ какъ-то разомъ ослъ. Лицо его покрылось смертельною блдностью, глаза безпокойно забгали, и онъ хотлъ выскользнуть вонъ; но Дженкинсовъ вовремя замтилъ это и задержалъ его.