Вэкфильдский священник

Жена моя и дочери были въ гостяхъ у сосда Флемборо и тамъ оказалось, что по окрестностямъ ходитъ странствующій живописецъ, который сдлалъ портреты со всего семейства по пятнадцати шиллинговъ за штуку. Такъ какъ между семьей сосда Флемборо и нашей издавна существовало нкоторое соперничество по части изящнаго вкуса, такое явное преимущество всполошило всхъ моихъ, и что я ни говорилъ (а я пытался говорить многое), он все-таки ршили, что и намъ необходимо снимать съ себя портреты. Поэтому, какъ только пригласили живописца (что же я могъ тутъ подлать?), мы приступили къ обсужденію того, какъ бы получше доказать превосходство нашего вкуса въ выбор позъ и обстановки. Семейство сосда состояло изъ семи человкъ, и вс семеро изобразили себя съ апельсиномъ въ рук: на что же это похоже? Безвкусно, однообразно, никакой композиціи нтъ? Намъ хотлось чего нибудь въ блестящемъ стил, и посл долгихъ пререканій мы пришли къ единодушному соглашенію, чтобы помститься всмъ на одной большой исторической фамильной картин. Оно и дешевле, потому что на всхъ закажемъ одну раму, и не въ примръ благородне, такъ какъ нынче вс сколько нибудь образованныя семейства снимаютъ свои портреты именно такимъ образомъ. Мы никакъ не могли припомнить ни одного историческаго сюжета, подходящаго къ нашему случаю, и потому поршили, что каждый изъ насъ будетъ изображать, что нибудь самостоятельное. Моя жена пожелала явиться на картин въ вид Венеры и просила живописца не поскупиться на изображеніе брилліантовъ на ея лиф и въ волосахъ. Двое малютокъ расположились близь нея въ вид купидоновъ, я же въ полномъ облаченіи и съ повязкою черезъ плечо подавалъ ей свои книги — богословскіе споры съ Уистономъ. Оливію представили амазонкою: она сидла на груд цвтовъ въ зеленомъ плать, богато расшитомъ золотомъ, и съ хлыстомъ въ рук. Софія предстала пастушкою, и вокругъ нея столько овечекъ, сколько живописецъ согласился написать безъ увеличенія платы; а Моисей, великолпно разряженый, просилъ придлать ему еще и шляпу съ блымъ перомъ.

Все это до того понравилось сквайру, что онъ непремнно пожелалъ, чтобы и его приняли на фамильную картину, и просилъ написать его въ вид Александра Македонскаго у ногъ Оливіи. Мы поняли это какъ намекъ на то, что онъ желаетъ собственно вступить въ наше семейство, и нашли невозможнымъ отказать ему въ этомъ. Живописецъ опять принялся за работу, и такъ какъ онъ трудился очень быстро и прилежно, то мене чмъ въ четверо сутокъ все было готово. Картина вышла огромная, и надо сознаться, что красокъ онъ не пожаллъ, за что жена моя не могла имъ нахвалиться. Вс мы были до крайности довольны его работой; но тутъ вдругъ представилось неожиданное затрудненіе, о которомъ никто и не подумалъ, покуда картина не была окончена: она оказалась такъ велика, что ее негд было повсить у насъ въ дом. Какъ могли мы не обратить вниманія на такое существенное обстоятельство — я и самъ не знаю; но фактъ на лицо, и, сознавъ его, мы страшно разогорчились. И такъ, эта картина, которая должна была льстить нашему самолюбію, вмсто того оставалась прислоненною къ кухонной стн, куда художникъ поставилъ ее съ самаго начала и тутъ же рисовалъ: ни въ одну дверь не оказалось возможнымъ протащить ее, и вс сосди надъ нами подшучивали. Одинъ сравнилъ ее со шлюпкою Робинзона Крузе, слишкомъ длинной для употребленія; другой находилъ, что она больше похожа на клубокъ нитокъ, попавшій въ бутылку; иные придумывали, какъ бы ее вытащить, а другіе только дивились, какимъ образомъ мы ее протолкали въ кухню.

Но пока многіе только насмхались, другіе предавались по поводу картины очень обиднымъ предположеніямъ и намекамъ. Портретъ сквайра въ сред нашего семейства приносилъ намъ такъ много чести, что не могъ не возбудить и зависти. Скандальные слухи поднялись со всхъ сторонъ, и спокойствіе наше безпрестанно нарушалось визитами друзей, приходившихъ сообщить намъ, что про насъ разсказывали недруги. На такія рчи и мы, конечно, не оставались въ долгу и отвчали на нихъ довольно запальчиво. А худая молва, какъ извстно, только скоре ростетъ отъ противорчія.

Одять мы собрались обсудить, чмъ бы остановить злословіе нашихъ враговъ, и придумали такую хитрую мру, которая мн вовсе не нравилась. Состояла она вотъ въ чемъ: такъ какъ намъ всего важне было удостовриться, точно ли мистеръ Торнчиль съ честными намреніями ухаживаетъ за нашею дочерью, жена моя взяла на себя вывести дло на чистую воду и для этого собралась посовтоваться съ нимъ насчетъ выбора жениха для своей старшей дочери; и если это не вызоветъ съ его стороны немедленнаго предложенія руки, поршили устрашить его соперникомъ. Но я ршительно возсталъ противъ этого и до тхъ поръ не соглашался, покуда Оливія не дала мн торжественнаго общанія выйти замужъ за этого мнимаго соперника, если сквайръ не помшаетъ этому, женившись на ней самъ. Таковъ былъ общій планъ, и хотя я пересталъ дятельно противиться ему, однакожъ и одобрить по-настоящему не могъ.