Вэкфильдский священник

Скромный юноша со слезами благодарилъ его, но моя признательность была едва ли еще не сильне. Мн хотлось обнять и расцловать этого чудеснаго старичка, такъ понравилась мн его доброта. Онъ опять углубился въ чтеніе, а мы продолжали разговоръ, покуда собесдникъ мой, спохватившись, что еще не кончилъ своихъ длъ на базар, собрался уходить, общая вскор непремнно вернуться. На прощанье онъ прибавилъ, что всегда дорожилъ обществомъ доктора Примроза и не пропуститъ случая воспользоваться имъ, елико возможно. Старый джентльменъ, услыхавъ мое имя, обернулся, пристально посмотрлъ на меня и, по уход моего товарища, почтительно спросилъ, не родня ли я знаменитому столпу церкви, великому Примрозу, смлому защитнику единоженства?

Никогда еще похвала не заставляла мое сердце биться такъ сладко.

— Сэръ, воскликнулъ я, — одобреніе такого добраго человка, какимъ вы мн кажетесь, еще увеличиваетъ то восхищеніе, которое возбудила во мн ваша благотворительность. Передъ вами тотъ самый докторъ Примрозъ, моногамистъ, котораго вамъ угодно было назвать великимъ. Вы видите того злополучнаго богослова, который такъ долго боролся противъ ныншней наклонности къ многоженству — не мн ршать, насколько борьба была успшна.

— Сэръ! воскликнулъ незнакомецъ съ благоговніемъ:- я боюсь, что позволилъ себ слишкомъ большую фамильярность. Простите мое любопытство: извините, пожалуйста.

— О, сэръ, возразилъ я, протянувъ ему руку, — ваша фамильярность отнюдь не непріятна мн: напротивъ, такъ какъ вы успли возбудить мое уваженіе, я самъ предлагаю вамъ свою дружбу.

— Съ благодарностью принимаю предложеніе! отвтилъ онъ, пожимая мою руку: — и неужели я воочію вижу, наконецъ, достославную опору непоколебимаго православія? О ты, который…

Но тутъ я прервалъ потокъ его краснорчія, потому что, хотя, какъ авторъ, могъ переварить немалую порцію лести, однакожъ на сей разъ моя скромность не дозволяла мн проглотить больше. Но за то ни одна пара любовниковъ въ романахъ не являла боле разительнаго примра взаимной склонности съ перваго взгляда. Мы разговорились о многомъ; вначал я думалъ, что собесдникъ мой боле набоженъ, нежели ученъ, и предполагалъ даже, что онъ вс человческія доктрины считаетъ одинаково несостоятельными. Это ни мало не уменьшило бы моего къ нему уваженія, потому что съ нкотораго времени я самъ начиналъ приходить къ этой мысли; поэтому я ввернулъ мимоходомъ замчаніе, что въ наше время, къ несчастію, общество съ полнйшимъ равнодушіемъ относится къ догматамъ и черезчуръ полагается на силу научныхъ догадокъ…

— Эхъ, сэръ! прервалъ онъ меня, какъ будто ршившись сразу выложить передо мною свою ученость: — общество всегда занималось пустяками, а между тмъ космогонія, то есть вопросъ о сотвореніи міра, во вс времена ставилъ въ тупикъ философскіе умы. Какихъ только воззрній не было высказано насчетъ мірозданія! Санхоніаонъ, Манеонъ, Берозъ и Оцеллъ Луканъ тщетно пытались разъяснить его. Еще у послдняго мы встрчаемъ изрченіе, что «анархонъ ара кай ателутанонъ то панъ», то есть — все въ мір не иметъ ни начала, ни конца. Впрочемъ, и Манеонъ, жившій приблизительно во времена Навуходонассора (Ассиръ — слово сирійское, обозначавшее, очевидно, титулъ мстныхъ царей, какъ явствуетъ изъ именъ Теглатъ-Фаэль-Ассиръ, Набунъ-Ассиръ), такъ вотъ, я говорю, Манеонъ пришелъ тоже къ совершенно нелпымъ заключеніямъ. Но вдь мы что говоримъ? Мы говоримъ: «экъ то библіонъ кубернетесъ», желая этимъ выразить, что книгами не научишь всего міра; онъ же, напротивъ того, непремнно хотлъ… Однако, простите, пожалуйста, я, кажется, отбился отъ вопроса?

Это было совершенно справедливо, и я даже не понималъ, съ какой стати онъ приплелъ къ нашей бесд вопросъ о сотвореніи міра; но изъ словъ его все-таки видно было, что онъ челиовкъ начитанный и я за это проникся еще большимъ къ нему почтеніемъ. Поэтому мн особенно захотлось послушать его мннія насчетъ занимавшихъ меня тезисовъ; но его кротость и мягкость ршительно препятствовали поддержанію спора. Каждый разъ какъ я высказывалъ замчаніе, клонившееся къ тому, чтобы вызвать его на возраженіе, онъ улыбался, покачивалъ головою и молчалъ; изъ этого я заключилъ, что онъ могъ бы сказать очень многое, если бы захотлъ. Поэтому разговоръ незамтно измнилъ направленіе и перешелъ отъ задачъ древняго міра собственно къ тому, зачмъ мы съ нимъ пріхали на базаръ. Я сказалъ ему, что привелъ на рынокъ лошадь, которую намренъ продать, а онъ — какъ нарочно — затмъ только и пріхалъ, чтобы купить лошадку для одного изъ своихъ фермеровъ. Вскор я показалъ ему свой товаръ и мы тотчасъ ударили по рукамъ. Оставалось лишь получить деньги. Онъ вынулъ тридцати-фунтовую бумажку и попросилъ меня размнять ее. Такъ какъ у меня не было столько денегъ, онъ веллъ позвать своего лакея, который тотчасъ и явился, къ слову сказать, одтый въ очень хорошую ливрею.

— Абрамъ, поди сюда! сказалъ онъ:- на, возьми эту бумажку и промняй мн ее на золото. Это можно будетъ устроить, я думаю, у сосда Джексона, или тамъ гд нибудь.