Век Филарета

   Согласно церковному уставу, посвящение во епископа про­исходит по совершении Трисвятой песни. Протодиакон и протоиерей взяли Филарета под руки и подвели к царским вратам. За распахнутыми вратами к нему протянули руки владыка Амв­росий и владыка Серафим.

   Князь Голицын, при всем скептическом отношении к обрядовой стороне православия, все же испытывал сильное волнение. Он мог находиться в алтаре, но предпочел встать справа от амвона, чтобы давать пояснения знакомым. Впрочем, великолепие архи­ерейской службы и пение придворной капеллы захватили внимание всех без исключения.

   Войдя в алтарь, Филарет опустился перед святым престолом на оба колена. На склоненную главу его возложили святое Евангелие, как повелось от времен апостольских. Трепетная тишина возникла в огромном храме. Слова читаемой над Фи­ларетом двумя архиереями молитвы доносились до первых рядов молящихся. Со снятием Евангелия совершилось окончательное посвящение. При громком и радостном пении «Аксиос!» на епископа Филарета был надет саккос и возложено отличитель­ное архиерейское облачение- омофор, на грудь повешена панагия.

   - Всех священнических одежд семь,— пояснял князь быст­рым шопотом,- по числу семи действии Духа Святаго: стихарь, епитрахиль, пояс, нарукавницы,набедренник, фелонь, или саккос,и, наконец, омофор. Каждая одежда имеет особенное значение…

   В этот миг епископ Филарет показался на Великом входе, князь предпочел прерваться. Ему одному было известно некоторое сомнение которое испытал государь при утверждении кандидата на ревельскую епархию, и он гордился тем, что убедил императора. Впрочем, больших усилий не понадобилось. Александр Павлович оставался почитателем филаретовского красноречия, и Елизавета Алексеевна без похвалы не отзывалась о Дроздове. Мнение вдовствующей императрицы во внимание не принималось.

  В службе наступил волнующий миг причащения, и большинство молящихся потянулось к новопоставленному архиерею. Голицын смотрел на Филарета и пытался прочитать его чувства за невозмутимым выражением лица. Рад ли он? Догадывается ли, какое место

отводится ему в подготовляемом перевороте в деле духовного образования?...

Князя подчас обескураживала вечная невозмутимость Дроздова, сдержанность к дурным и хорошим новостям, но этому человеку он доверял полностью и безусловно полагался на его мнения. Пока он викарий санкт-петербургской епархии, а там будет видно.

   Август месяц оказался счастливым для владыки Филарета. Спустя год после посвящения за заслуги перед церковью и оте­чеством он был пожалован орденом Святой Анны 1-й степени. В следующем августе именным высочайшим указом ему было повелено быть архиепископом тверской епархии и членом Свя­тейшего Синода.

   К этому времени в Синоде произошли перемены. Амвросия заменил ставший митрополитом санкт-петербургским Михаил Десницкий. Старика без особого почтения отправили в Новгород, причем при отъезде и унизили. Амвросий хотел было взять с собою несколько портретов, между другими и портрет князя Го­лицына, но эконом лавры ему сказал: «Портреты ваши, владыка святый, а рамки-то казенные». Так и остались портреты в опу­стевшей квартире.

   Новый первоприсутствующий в Синоде к епископу Филарету был сдержан крайне, поначалу ограничивался лишь служебными разговорами. Как-то после доклада об академических делах вдруг предложил ему принять каменец-подольскую епархию. «Это вто­роклассная епархия, владыко,— не колеблясь ответил Дроздов,— я же согласен и на меньшее». Десницкий отступил от своего намерения, когда же Голицын завел речь о тверской епархии — не возражал.

   Для самого владыки Филарета новое назначение принесло новые заботы и сильное огорчение. Пришлось расстаться с ду­ховной академией, с которою сроднился накрепко, много сил и души отдав на постановку ее работы — и в каких непростых обстоятельствах!.. Он упросил Голицына позволить ему задержаться в Петербурге для завершения дел на два месяца. Месяцы растя­нулись на год. Только в первых числах мая 1819 года он выехал в Тверь.

   Полагалась ему ныне шестерка лошадей, но для быстрой езды хватало и свежей тройки. Быстро неслась упряжка, потрясывало архиерейскую карету на ухабах и колдобинах, но все же тракт между двумя столицами содержался хорошо. Ямщик негромко напевал что-то печальное. За окном поля сменялись темными лесами. В деревнях и селах вдоль дороги склоняли головы мужики, бабы и ребятишки за благословением, и владыко откладывал бумаги, чтобы осенить крестным знамением этих рабов Христовых. Останавливались редко, только чтобы сменить лошадей и умыться. Дроздов с детских лет не терпел нечистоты, дорожные пыль и грязь его раздражали.