Читаем Век Филарета полностью

   Требовались союзники, из коих первым и наиважнейшим оставался Михайло Сперанский . Вот почему архиепископ не возражал, когда Михайло Михайлович предложил ему принять в академию для преподавания еврейского языка немецкого ученого Фесслера. Владыка побеседовал с немцем и обнаружил, что тот обладает вполне достаточной подготовкой в философских науках. Это было важно, ибо на первых экзаменах обнаружилось незнание семинаристами новейшей философской терминологии. Препо­даватель иеромонах Евгений Казанцев оправдывался неимением литературы, но разве это оправдание? Казанцева Феофилакт рас­порядился вернуть в Троицу — ведь того желал и он сам, и его любезнейший московский архипастырь. Отослал бы и Дроздова, да повода не находилось. Фесслер же был назначен на должность учителя еврейского и немецкого языков, профессора философии, а кроме того, по просьбе высокоученого немца готовился к пре­подаванию русских церковных древностей. Если б знал владыка

Феофилакт, кому открыл он двери в духовную академию...

   Игнатий Аврелий Фесслер начал свой жизненный путь капуцинским монахом, но не поладил с братией ордена и был вы­нужден покинуть монастырь. Отказавшись от латинского веро­исповедания, он перешел в лютеранство. Как неприкаянный ски­тался из страны в страну, из города в город, обойдя пол-Европы. Дошел до такой степени нищеты, что не имел сменного белья. В Берлине, чтобы не умереть с голоду, писал журнальные статьи и романы, пытался стать адвокатом, но нашел прибежище в одном из германских университетов. Там его приметили и обогрели, сделали профессором. Он вступил в масонскую ложу и прошел все степени шведской системы. После закрытия в германских землях кафедр Кантовой философии ученые профессора двину­лись в Россию: в Москву — Мельман и Буле, в новый Дерптский университет — Парот, в Харьков — Якоб. Фесслера же по совету масонских братьев Сперанский пригласил в Петербург.

   Кто знает, в какой мере Фесслер был жалкой игрушкой судьбы, а в какой орудием масонской пропаганды. Взглядов он своих не таил, ибо в то время на берегах Невы интерес ко всякому мис­тицизму, выходящему за рамки православия, был необыкновенно велик. В доме барона Розенкампфа Фесслер открыл свою масон­скую ложу, в которой проповедовал нечто туманное и загадочное. На собрания его стекалось немало любопытствующих, заезжал и Сперанский.

   О Христе профессор мыслил не более как о величайшем фи­лософе. Суть учения Фесслера сводилась к растворению. Бога во всем сущем и всего в Боге, к отрицанию возможности постигнуть рассудком деятельность Целого, что доступно лишь после долгой подготовки «духу благочестивого». Таким образом, неправославная  мистика Фесслера отрицала не только божественность Спасителя, но и значимость его Церкви. Однако находились дамы и господа, желавшие путем подобной подготовки обрести «благочестивый дух». Обнаружились такие и среди семинаристов, не готовых к критическому восприятию пламенной проповеди масонского профессора. Весь  полученный ими религиозный опыт расплывался в туманную зыбь томительных (но и пленительных) переживаний.

   Обеспокоились некоторыми ответами, преподаватели, некоторые признания на исповеди ошеломили духовника академии — надо было что-то делать. Призванный к архимандриту Сергию,  Фесслер спокойно объяснил, что излагает в лекциях новейшие достижения европейской науки, до которых русское богословие еще не дошло. Владыка Феофилакт решился поговорить со Сперанским - тот отмахнулся.

   - Оставьте ученого немца в покое! Твои попы, кроме Псалтири, ничего не знают и боятся знать.

   - Говорят, Фесслер создает особую ложу для духовных лиц, куда будут обязаны поступать наиболее способные для некоего «духовного обновления». Страшно подумать, к чему сие приведет!

   -К преобразованию русского духовенства,— с иронией ответил Сперанский. - Видел

я подготовленные к печати письма моего тезки Михайлы Ломоносова, так в одном он сокрушается о состоянии русского духовенства. При всякой пирушке попы — первые пьяницы, с обеда по кабакам ходят, а иногда и дерутся. Немецкие же пасторы не токмо в городахи, но и в деревнях за стыд почитают хождение по крестинам, свадьбам и похоронам. Полстолетия прошло а у нас что переменилось?.. Фесслер нас к Европе приближает,  о желательности чего мы с тобою не раз толковали.

   - Михайло Михайлович, ты пойми, его взгляды на грани ереси!

   - У вас все мало-мальски новое – ересь…

    Спиранский говорил суховато. На его лице была печать усталости от важных государственных дел, от которых приходится отрываться на всякие мелочи. Спорить с ним далее владыка не решился. Звезда Спиранского набрала еще большую высоту: в то

Время государем было утверждено создание Государственного совета и преобразование министерств, и все знали, что за этими важнейшими нововведениями (а возможно и будущими) стоит тихий попович, фактически первый министр.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых харьковчан
100 знаменитых харьковчан

Дмитрий Багалей и Александр Ахиезер, Николай Барабашов и Василий Каразин, Клавдия Шульженко и Ирина Бугримова, Людмила Гурченко и Любовь Малая, Владимир Крайнев и Антон Макаренко… Что объединяет этих людей — столь разных по роду деятельности, живущих в разные годы и в разных городах? Один факт — они так или иначе связаны с Харьковом.Выстраивать героев этой книги по принципу «кто знаменитее» — просто абсурдно. Главное — они любили и любят свой город и прославили его своими делами. Надеемся, что эти сто биографий помогут читателю почувствовать ритм жизни этого города, узнать больше о его истории, просто понять его. Тем более что в книгу вошли и очерки о харьковчанах, имена которых сейчас на слуху у всех горожан, — об Арсене Авакове, Владимире Шумилкине, Александре Фельдмане. Эти люди создают сегодняшнюю историю Харькова.Как знать, возможно, прочитав эту книгу, кто-то испытает чувство гордости за своих знаменитых земляков и посмотрит на Харьков другими глазами.

Владислав Леонидович Карнацевич

Неотсортированное / Энциклопедии / Словари и Энциклопедии