Читаем Век Филарета полностью

    Тронул колокольчик, но звонить не стал. В кресле напротив под фикусом сладко спал серый котик, зачем его тревожить. А где же рыжий? Верно, промышляет мышей, а то, охваченный мартовской истомой, ищет себе подругу. Весна...

    Жизнь давно прожита, но не призывает к себе Господь, дает еще одну весну. Для чего? Что еще свершить мне надобно, Гос­поди?

    Жизнь людская не сводится к одной Церкви, и Спаситель показал сие, не обойдя ни радости свадебной, ни горестной кон­чины. Вот вечный образец — иди к людям, погружайся в море людское, просвещай и согревай это море ведомой тебе Истиной. Невозможно? Нам одним — да, но Господь поможет. Делать надо.

    Царь молод и неустойчив, хотя и чист сердцем. Теряется в поднявшейся смуте. Ходит в собрания спиритов и вызывает духов из мира иного. В борьбе с врагами отечества то тверд, то нере­шителен. Правда, к вере не охладел. С французским императором договорился благоустроить храм Гроба Господня в Иерусалиме. В обер-прокурорское кресло после графа Александра Петровича посадил достойного — графа Ахматова, этот троицкой закалки и Церковь защитит... Ну да и ему присоветовать многое нужно.

    Колеблется корабль церковный. И тут затеваются реформы. Новый министр Валуев уважителен, специально в Москву при­езжал посоветоваться, а что ему сказать, коли по-разному думаем... Намекал со значением, дескать, возможно восстановление патриаршества — до того ли? Пока есть государь — есть и опора веры православной. Нам бы деньжат поболе на школы духовные, доходец бы увеличить сельских батюшек, дозволили бы собрания архиерейские... От этого Валуев отмахивался, сие для министра мелочи. А все ж таки и тут сказанное слово будет услышано.

    Слова, слова... сколько уж говорено! Благодарение Богу, хва­тает еще дерзновения молиться и просить Всеблагого Отца за Россию, за православие... Утешительны рассказы об открытии мошей святителя Тихона Задонского. Случились исцеления. Да поможет святитель исцелению России!

    Варшавские вести печальны, но и домашние не лучше. Как могли в Синоде утвердить тайный указ о запрещении священ­никам проповеди против пьянства? Какой-то полячишко, при­гретый министром финансов, в разгар мятежа насаждает в России кабаки, притом лишь в великорусских губерниях! — а едва сель­ские иереи и сами мужики тому воспротивились, их одернули. И кто? Синод! Во имя «блага государства», того государства, в тайном плену у коего Церковь находится, тайному гнету и при­теснению от коего подвергается со времен Петра... И конца сему гнету не видно.

    Неблагонамеренные хитры, смелы, взаимно соединены, а за­щитники порядка недогадливы, робки, разделены... Польша мя­тежная видимо связана с Венгриею, Венгрия — с Италией, где Гарибальди и Мадзини, а как далеко простираются подземные корни этих ветвей, кто видит? Европа продолжает свое помеша­тельство на слове «свобода», не примечая, как в Америке свобода проливает кровь, изменничает и варварствует... Все заботятся о мире, и все ждут войны, и все вооружаются более, нежели ког­да-либо. Поистине это походит на приближение годины иску­шения, хотящие прийти на всю вселенную...

    Открыто было святому апостолу Иоанну Богослову: Не бойся ничего, что тебе надобно будет претерпеть. Вот, диавол будет ввергать из среды вас в темницу, чтобы искусить вас, и будте иметь скорбь дней десять. Будь верен до смерти; и дам тебе венец жизни.

    Темница, десять дней скорби — что сие означает? Только ли иносказание или вернутся времена гонений христианских? Тяж­кие предчувствия не оставляют. Церковь все переживет, все пре­одолеет, но как же хочется хотя малость сделать, дабы сдержать идущие беды и напасти.

    Подлинно ослепли все вокруг — беды не видят. В Петербурге оскорбились за предложенную к чтению в московских церквах особую молитву, будто бы об избавлении России от неблагопри­ятных обстоятельств. «Какие могут быть неблагоприятности под скипетром царя-реформатора?!»

    А если взять ведь хотя за один год все худое из светских журналов и газет, то будет такой смрад, против которого трудно найти довольно ладана, чтобы заглушить оный... Мнения противорелигиозные и противоправительственные распространяются быстро и сильно заражают многих. Петербургские студенты при­шли в одну церковь, вошли в алтарь, взяли священный сосуд и пили из него шампанское. Московские студенты возле кремлев­ских соборов проповедовали: народ беден, а в церквах много серебра и драгоценностей, из них достанем вам богатство, не слушайте попов, не ходите в церкви... До чего мы доживаем! В темнице духовной уже многие скованы вражьими путами...

     Что тут значат слово мое убогое и молитва грешная? Но не могу не молить Тебя, Господи, о милости и снисхождении! По­милуй нас! На Тебя уповаем, ведая, что не оставляешь ищущих Тебя, Господи!

                                                    Глава 5

   ТЕЧЕТ РЕКА ВРЕМЕН

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых харьковчан
100 знаменитых харьковчан

Дмитрий Багалей и Александр Ахиезер, Николай Барабашов и Василий Каразин, Клавдия Шульженко и Ирина Бугримова, Людмила Гурченко и Любовь Малая, Владимир Крайнев и Антон Макаренко… Что объединяет этих людей — столь разных по роду деятельности, живущих в разные годы и в разных городах? Один факт — они так или иначе связаны с Харьковом.Выстраивать героев этой книги по принципу «кто знаменитее» — просто абсурдно. Главное — они любили и любят свой город и прославили его своими делами. Надеемся, что эти сто биографий помогут читателю почувствовать ритм жизни этого города, узнать больше о его истории, просто понять его. Тем более что в книгу вошли и очерки о харьковчанах, имена которых сейчас на слуху у всех горожан, — об Арсене Авакове, Владимире Шумилкине, Александре Фельдмане. Эти люди создают сегодняшнюю историю Харькова.Как знать, возможно, прочитав эту книгу, кто-то испытает чувство гордости за своих знаменитых земляков и посмотрит на Харьков другими глазами.

Владислав Леонидович Карнацевич

Неотсортированное / Энциклопедии / Словари и Энциклопедии