Через полгода архиепископу исполнилось семьдесят шесть лет, и он подал очередное прошение. Николай Павлович изъявил свое согласие, назначил щедрую пенсию и предложил настоятельство в московском Донском монастыре. Так владыка Евгений вернулся в родные края.
А что же тихий епископ томский? В один из январских дней 1852 года во время архиерейской службы владыка Афанасий казался непривычно грустным. Об этом шушукались певчие, заметили и многие прихожане. Сослужащий протодиакон обомлел, увидев слезы на глазах владыки. Уже в алтаре он решился спросить:
— Ай что случилось, ваше преосвященство?
— Да,— печально ответил Афанасий.— Переводят меня на архиепископскую кафедру в Иркутск.
За десять лет владыка узнал сибирский край и полюбил его. Приземистый, простецкий Томск с широкою Томью стал, для него родным. Поначалу сибиряки виделись грубыми и равнодушными к вере. По приезде преосвященного в томских церквах едва по праздникам человек десять собиралось, а нынче и в будни храмы полны — как же не любить такой народ.
Новость, сказанная отцу протодиакону, непонятным образом облетела весь собор. Плач и рьщания пошли с разных сторон. Причитали многие, ибо владыка Афанасий покорил сердца томичей не только благолепием службы, необыкновенною добротою, трогательными и сильными проповедями, но и любовью к созиданию храмов. Каждый год объезжал он епархию, забираясь в такие углы, где архиерея никогда в глаза не видели, а если встречались деревеньки без церквей, уговаривал мужичков ставить свои храмы. Выдаст сборную книгу, через год глядь — зовут на освящение церкви. Слух об Афанасии томском пошел по всей губернии. Случалось, мужики за десятки верст приходили за его благословением. Призвав томичей построить новый городской собор, владыка снял с головы митру и положил на поднос, а рядом — свои часы золотые и деньги, тысячу триста рублей.
— Вот, православные,— ласково сказал епископ,— что я имел у себя, всё пожертвовал на собор вам. Теперь вы должны жертвовать каждый по своей силе.
Добрых людей нашлось немало, стали строить новый собор... Удивительно ли, что весть о переводе такого простого и доброго владыки опечалила томичей.
Но воля царская — закон. Афанасий собирался. Многие приходили прощаться, и он всех принимал. Купечество устроило прощальный ужин, который вышел невеселым. На прощанье подарили два чудесных образа да бархатной материи на рясу. Накануне отъезда келейник владыки застал того в некоторой растерянности перед письменным столом, на котором лежали три рубля ассигнациями и стопка монет.
— Владыко святый, что скорбишь? — Келейник был грубоват, но Афанасий его прощал.
— Скорблю оттого, что ехать не на что. Денег нет, а просить взаймы у мирских не хочется.
— Как денег нет? — поразился келейник.— Ты же получил на двенадцать лошадей прогоны!
— Уж нет ни копейки, все раздал.
— Кому?
— А вот приходили прощаться, как не дать мужичку?.. Тому рубль, тому три, тому десять... Вот и не на что ехать,— вздохнул пономарский сын.
Крякнул досадливо келейник: и что за добряк такой! Ну как такого не любить!.. И пошел к эконому архиерейского дома, известному своей прижимистостью. Тот
взаимообразно дал пятьсот рублей, и владыка Афанасий на следующий день благополучно отбыл в Иркутск.
Глава 6
ГОЛУБЬ НАД ПРЕСТОЛОМ
В 1853 году на новом храме Христа Спасителя были установлены главы и закончена внешняя отделка. Богатырский большой купол и четыре меньших засверкали в московском небе. Начато было сооружение наружных скульптур на темы, составленные московским митрополитом. Филарет по возросшей слабости все реже приезжал на стройку, но забота о ней не шла из головы. В разговоре с князем Сергеем Михайловичем Голицыным владыка невольно пожаловался:
— Поверите ли, ваше сиятельство, о новом храме и так думаю часто, а тут еще теребят власти с соображениями, подчас нелепыми...— Чужих в гостиной не было, и митрополит стал рассказывать: — Наш новый генерал-губернатор отчего-то решил, что от него одного зависит исполнение сего строительства. На днях приносят от него бумагу: верно ли архитектор наметил соорудить три окна в алтарной части? Ответил, что и в кремлевском Успенском соборе в восточной стене три окна, конечно, с мыслью о троичном свете Пресвятой Троицы, и заделывать сии окна не нужно. После Константин Андреевич мне говорит, что граф наш по размышлении распорядился оставить окна в алтарной части, но непременно вставить в них цветные стекла.
— Не огорчайтесь, владыко, все благое дело,— успокоительно сказал князь, сам не жаловавший Закревского,— Государь в этот приезд говорил мне, что у него на сердце становится легче при одном виде собора.
— Говорил ли что государь о войне? — поинтересовался Филарет— я по своей немощности только и смог встретить его у входа в Успенский. Предчувствия у меня неблагоприятные.
— Помилуйте, владыко,— укоризненно произнес князь.— Где туркам с нами сравниться? Война будет, но его величество уверен в скорой победе.
— Дай-то Бог...
— Как матушка ваша? — поинтересовался Голицын.