Век Филарета

       С надеждою на лучшее Филарет узнал о назначении настоя­телем Введенской Оптиной пустыни иеромонаха Моисея Пути­лова. К пустыни он питал особенное чувство, ибо она была воз­рождена волею владыки Платона. Владыка знал, что отец Моисей и его сподвижник иеромонах Леонид Наголкин следовали тра­диции известнейшего отца Паисия Величковского, ревностно воз­рождавшего древний монашеский уклад. Именно это и требова­лось в век суетный и практический.

Глава 5

 КАК СЛОВО НАШЕ ОТЗОВЕТСЯ

       В первый год царствования Николая Павловича архимандрит Фотий испытывал

разноречивые чувства к новому государю. По­началу он пытался и его поучать, посылал письма с наставлениями, пока это не было ему запрещено, а там пришло повеление отправиться из Петербурга к месту постоянного служения. Графиня Орлова ничем не смогла помочь.

       В Юрьевском монастыре Фотий ревностно взялся за обустройство обители, а через несколько месяцев, ближе к коронации, намекнул и письме владыке Серафиму, что не прочь приехать в столицу. Позволения он не получил, но Серафим просил помочь в возвращении в свет катехизиса Филарета Дроздова.

       Фотий был не из тех, кто долго раздумывает. Бурная, импульсивная натура его в один миг поворачивалась в иную сторону. Нынче, когда ушла горячка борьбы против голицынского направления, когда сам он после интимных свиданий с царём был задвинут  в глухой угол Новгородской губернии, дело с катехизисом виделось по иному, чем год назад.

       Лишь только слетела шелуха гордыни и самомнения, истинно православная натура Фотия должна была признать православие катехизиса и очевидную его полезность. В этом духе он отвечал в Петербург, хотя и оговаривался, что кое-что московскому владыке все же  изменить надо. Аннушке и княгине Мещерской написал о Дроздове в миролюбивом тоне, чем привел обеих дам в недоумение.

.

       А ровесник Фотия, отец Антоний Медведев к тому времени тоже был поставлен на пост настоятеля, правда, не столь извест­ного, кик Юрьевский, а Высокогорского Воскресенского монас­тыря, основанного в четырех верстах от Арзамаса всего сто лет назад. Обитель была расположена в густом лесу, на горе, под которой протекала невеликая река Теша. Насельников в монастыре было немного, по обитель славилась иконами Иверской Богоматери (списком с афонского подлинника) и Богородицы Всех Скорбящих Радости; имелось три церкви и три часовни. Паломникам  монастырь полюбился, их бывало немало, особенно летом.

       Назначения оказалось для отца Антония неожиданным. Первые годы он нес монашеские обязанности, выполняя за послушание лечение братии и приходящих, жадно читал неизвестные ранее труды отцов церкви, жития, новейшие богословские труды на русском и французском языках. Ум его, свободный от школьнической формы, сам находил истинное и отсекал ложное в новейших богословских учениях. Но не в книгах же только источник веры. Получив разрешение, Антоний предпринял путешествие по святым местам Руси.

       Через Кострому и Ярославль он добрался до Троицкой лавры. Братия обошлась с ним грубо, беседовать никто не захотел, для ночлега отвели какую-то конуру, будто подтверждая свою отре­шенность от сего мира. Между тем годы монашества не превратили Антония в угрюмого отшельника, он по-прежнему был чувстви­телен к красоте природы, переживаниям людским. Утверждался в таком направлении своего духа отец Антоний благодаря по­учениям старца Серафима Саровского, наставлениями которого пользовался нередко. Сей великий аскет и пустынник не считал за грех любование цветами и звездным небом, не понуждал других к непосильным молитвенным подвигам, не называл пост сред­ством спасения.

       —  Нет хуже греха, матушка,— говорил как-то подвижник од­ной монахине в присутствии Антония,— и ничего нет ужаснее и пагубнее духа уныния. Я велю тебе

всегда быть сытой, кушать вволю и на труды с собою брать хлеба. Найдет на тебя уныние, а ты хлебушка-то вынь и покушай. Уныние и пройдет...

       — Батюшка Серафим,— спросил тут же Антоний,— меня мно­гие купчихи и барыни спрашивают, можно ли постом есть ско­ромное, если кому постная пища вредна и врачи приказывают есть молочное, масло?

       — Хлеб и вода никому не вредны,— кратко и строго ответил преподобный.

       Печать юродства, которую он носил, нисколько не коробила отца Антония, на всю жизнь запомнившего первую свою встречу с отцом Марком восемь лет назад. Троицкую братию он, конечно, не осуждал, но имел перед глазами примеры высочайшего по­движничества.