Век Филарета

       В Москве он тогда остановился в Симоновом монастыре. Де­вяностопятилетний старец, схимонах Павел после исповеди по­советовал ему непременно представиться московскому владыке. «Да что я ему?» — засомневался Антоний. «Нет, нет, сходи. Он монахов любит... и тебя полюбит»,— неожиданно заключил ста­рец. Антоний попал на известное филаретовское чаепитие, за которым много рассказывал о Сарове и его подвижниках. После беседовали вдвоем немалое время. Владыка рассуждал о полез­ности Библейских обществ, а отец Антоний поначалу сдержанно, а потом открыто высказался против и сих обществ, и модного мистического духа. К его удивлению, владыка не одернул его, а вступил в спор, в котором разгорячились оба. Отпуская Антония, владыка приглашал его зайти в гости на обратном пути из Киева, но Антоний не зашел.

       На Филарета тридцатилетний монах произвел сильное впе­чатление. Сказать ли больше? В нем владыка ощутил близкую себе душу. В феврале 1826 года Филарет после рукоположения в сан епископа нижегородского Мефодия Орлова посоветовал ему «обратить внимание» на иеромонаха Антония Медведева. Такая рекомендация дорогого стоила. При первой же возможности владыка Мефодий выдвинул Антония на видное место, где тот мог либо показать свои достоинства, либо разоблачить поверх­ностей блеск.

       Сам новоназначенный настоятель о подоплеке назначения не догадывался и с жаром отдался первоочередным делам. Он внес изменения в устав служения, приблизив его к киево-печерскому, стал обучать, хор подлинному киевскому распеву; почасту ездил в Арзамас и Нижний к знакомым с просьбами о помощи мона­стырю; затеял строительство гостиницы для паломников; подумывал о поновлении иконостаса в соборном храме Вознесения.

       В том же 1826 году в Петербурге случилось событие, мало кем замечанное, хотя о нем знал и государь император.

       Весною девятнадцатилетний инженер-поручик Дмитрий Брянчанинов заболел тяжелою грудною болезнию, имевшею все признаки чахотки. Ослаб он настолько, что не имел сил выходить из дома. Николай Павлович, давно ему покровительствовавший, приказал собственным медикам пользовать больного и ежене­дельно доносить, о ходе болезни. Доктора откровенно сказали об опасности положении больного и сняли с себя ответственность за исход лечения.

       Сам Брянчанинов знал, что очутился на пороге жизни, но не отчаяние или скорбь владели им. С малых лет Дмитрий выказывал особенное религиозное настроение. К удивлению матери и отца, он любил посещать церковь, готов был молиться не только утром и вечером, но и весь день, причем не машинально и торопливо, как это водится у детей, а неспешно и благоговейно. Родители посмеивались, младшие братьи и сестры чуждались старшего. С юных лет Дмитрий оказался в одиночестве и не имел кому открыть душу. Его любили, о нем заботились —на дом приглашались учителя, в библиотеке имелись лучшие книги, на конюшне стояли прекрасные скакуны, а главного не было.

       Мало-помалу тоскующее сердце Дмитрия стало находить утешение в чтении только

что изданного на русском языке Евангелия и в Житиях святых. Повествование о Спасителе, о жизни преподобных Пименов, Арсениев и Макариев погружали ум и сердце юноши в несказанную тишину. Он полагал, что подобное состояния мира и покоя обыкновенно для всех людей, ибо так мало видел и знал в отцовском имении, в Грязовецком уезде Воло­годской губернии.

       Отец нисколько не посчитался с настроем сына, сочтя блажью намерение идти в монахи, и в шестнадцать лет отдал его в ин­женерное училище. На вступительных экзаменах блистательные ответы и видная наружность Брянчанинова обратили внимание великого князя Николая Павловича, тогда генерал - инспектора инженеров. Великий князь вызвал юношу в Аничков дворец, где представил супруге, и в училище Брянчанинов был зачислен пен­сионером великой княгини. Довольный сверх ожиданий, Алек­сандр Семенович Брянчанинов отправился к семье. Карьера сына представлялась несомненно удачной.

       Быстро протекли годы учебы. Они были заполнены занятиями, в которых Брянчанинов неизменно был среди первых по успехам, и светскими обязанностями, ибо по родству Дмитрий входил в высший аристократический круг дворянства. Он приобрел мно­гочисленные знакомства среди вельмож и литераторов, с похва­лами о нем отзывались и великие князья, и Гнедич с Жуковским.

       Однако и в шуме столичной жизни Брянчанинов остался верен своим духовным устремлениям. Более положенного он посещал храмы, усердно молился, но чем дальше, тем более очевидным становилось для него нарастание некой внутренней пустоты — взамен известных ему мира и покоя. Томилась душа, насильно удаленная от своей истинной жизни. Тяжело все это было пере­жить одинокому и в шумном городе юноше. Бывало, идет он из Казанского собора в Михайловский замок, в училище, и не сразу замечает недоуменные взгляды прохожих, а зрелище было редкое: высокий красавец   юнкер в мундире льет слезы градом.