– Как всем нам известно, – говорит он. –
По-моему, метафора несколько надуманна, но прихожане внимают с широко распахнутыми глазами. Почтенные горожане на передних сиденьях бледнеют и хватаются за горло.
– И сейчас, – произносит нараспев пастор Лонг, – мы движемся на ощупь, в темноте, окруженные врагами рода человеческого. И кто-то протягивает нам руку сквозь эту тьму. Но как нам понять, поможет ли нам эта рука преодолеть тени сомнений и встать на путь истинный или, напротив, уведет нас прочь от спасения, прямо в пасть Зверя?
При упоминании Князя ада порывы ветра как будто нарочно хлещут по заколоченным окнам. Я вижу, как в третьем ряду Мэри Парсли хватается за руку сестры. Даже здесь, объясняет пастор, в Мэннингтри, в большом количестве водятся слуги Дьявола, подобно злобным жабам на дне мешка с зерном, они упиваются собственной слизью. И теперь их хозяин подстрекает их восстать против города, против соседей, что долгое время помогали и поддерживали их, против парламента и против самой Англии.
– Мир будет сотворен заново, – его глаза пробегают поверх голов, словно следят за полетом невидимой птицы, – не сомневайтесь в этом, ибо сказано, что придет день Господень, как тать в ночи, и тогда небеса с шумом прейдут, а стихии же, разгоревшись, разрушатся… – он делает вдох. Моргает. – Новый мир. Но будет ли это мир для праведников?
Он делает паузу и прикрывает глаза, как бы приглашая своих прихожан представить себе альтернативу: изгороди, конечно, полыхают в огне, сороки клюют головы мертвых ягнят, а свиньи и собаки ходят на задних лапах, опираясь на ржавые мясницкие ножи.
– И воскликнул он сильно, громким голосом говоря: пал Вавилон,
О ком говорит пастор Лонг? В Мэннингтри много вдов, и с каждым днем их становится все больше. Общее мнение в отношении вдов таково: как только притупляется острота утраты, они принимаются сетовать на жизнь и донимать своими просьбами остальных жителей деревни. Буханка хлеба здесь, кусок масла там,
– Бдительность! – напряженно повторяет Лонг. – Бдительность и вера. Кто игнорирует грехи ближнего своего, сам грешен. Дьявол появляется среди нас во всевозможных обличьях, удивительных и низменных – распутная девица, фокусник, прекрасный Кавалер с перьями на шляпе, – его цель совратить и похитить вашу душу, или же он может прикинуться всего лишь… всего лишь кроликом у двери, собакой… собакой, что тенью следует за вами по дороге домой. Он неустанно увеличивает свои владения – с востока и запада, с севера и юга, и надеется, что вскоре его будут величать Властелином этого мира. Мы должны позаботиться о том, – он поднимает дрожащий палец к небу, – чтобы среди праведников не нашлось ему ни убежища, ни приюта. Бодрствуйте, говорит Петр, ибо противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить.
Он заканчивает, приложив руку к тощей груди. В церкви тишина, слышно только дыхание прихожан. Я чувствую, что на меня смотрят – на меня смотрят. Взгляд, скрытый ото всех, проникает через белый козырек моего чепца. Я сильно щипаю себя за запястье.