Ведьмин круг

Все это, конечно, проносилось тогда перед Высиком в виде не четких мыслей, а в бессвязных образов. И в главном Высик ни за что бы себе не признался - он отогнал бы эту мысль, даже если бы она его посетила, высмеял бы ее: что с того момента, когда он увидел Марию, его борьба со Свиридовым приобрела новую окраску, ничего общего не имеющую с поединком между преступником и блюстителем закона. Между ними началась борь­ба за женщину - схватка того накала, из-за которой разрушают и жгут города. И дело было не в том, чтобы эту женщину заполу­чить. Высик знал мораль того круга: если ради блага любимого надо будет спать с офицером милиции, для Марии это будет бла­городным делом, и Свиридов ее только одобрит. Нет, он хотел, чтобы при одном упоминании о нем, Высике, в ее глазах появля­лось то же выражение, которое появилось при упоминании о Свиридове...

- Тьфу! - Высик остановился, чувствуя, как головокруже­ние начинает проходить и сердце уже не так торопится куда-то, а вместо этого появляется ломота в костях и нескладная боль в висках и затылке, будто там тоненькими сверлами кто-то орудует. - В чужом пиру похмелье, - пробормотал он. - Скоты. Чистые скоты! Вот я вас!..

Да, это отрезвление, очень похожее на отрезвление после алкоголя, с новой силой напомнило ему, кто она такая, Мария эта, по своей сути. Гадина, помогавшая Свиридову в самых мрачных и мерзких делах... У нее, наверное, руки по локоть в крови... Самое непосредственное участие приняла в убийстве мужа Акуловой... Погубила родную сестру... Сестру, с которой у него был жалкий мимолетный романчик - не романчик даже, а нечто до позора примитивное.

Да, ради Свиридова она шла на все. Но до чего же надо любить мужчину!

Позавидовать можно такой беззаветной любви. Или... Или не стоит завидовать? Такая любовь - как темный омут, в котором можно сгинуть. Нужна ли настоящему мужчине такая любовь - любовь хитрой и подлой рабыни, ждущей любых приказаний от своего господина, уничтожающей свою личность ради него?

И ее смешная фамилия. Может быть, Высика не впечатлила бы так ее красота, не возникни ударного контраста между фа­милией и внешностью. Эффект ожидания обратного...

Высик перевел дух. Что бы там ни было, но он останется охотником, а она дичью, и он не нарушит законов охоты - пра­вил неписаного братства охотников.

Одолеваемый своими мыслями, он не заметил, как добрел до Варакиных.

- Здравия желаю, товарищ начальник! - Варакин шутливо вытянулся по струнке.

Еще тот жох был этот Варакин. Своего не упустит. Умел угож­дать и нашим, и вашим, и хозяйство поставил такое, что хоть сей­час раскулачивай. И вечно бодрый, веселый, сочувствующий в меру.

- Сигнал поступил, товарищ Варакин, что самогон гонишь, - строго сказал Высик. - Придется дом проверить.

Варакин знал эту игру.

- Милости просим, милости просим! - живо откликнулся он. - Сами убедитесь, что сплошной поклеп, и ничего больше.

Они прошли в дом, и Высик сказал:

- А теперь налей мне своего пойла.

Осушив стакан, проворно поднесенный Варакиным, Высик сделал глубокий выдох и сбросил с лица маску улыбчивого доб­родушия.

- Что, трудный день выдался? - участливо спросил Варакин

- Не из легких... И проблема одна...

- Меня касается?

-Да.

- Рад помочь.

- Как и я тебе... Ты нигде не мог засветиться?

Варакин задумался и тоже посуровел.

- Вроде, нет, - сказал он наконец. - Вы же знаете, я аккурат­ный. А что, сигнал есть?

- Даже не сигнал, а так, тревожный звоночек. Может, случайность, а может... В общем, поостерегись.

- Да что произошло?

- Ты старуху-прачку знаешь? Косованова, Прасковья...

- Кто ж ее не знает!

- Ты не мог при ней чего-нибудь ляпнуть? Сам знаешь, иног­да на старуху внимания не обращаешь...

- Я и на старуху внимание обращу. Нет, исключено.

- Давно она была у тебя в последний раз?

- На днях заходила. Спрашивала, не надо ли постирать чего. Она вечно приработка ищет.

- Самогон у тебя никогда не покупала?

- Нет. Ей самогон ни к чему. - Варакин усмехнулся. - Она у нас, похоже, по коньячку ходит.

- Как это?

- А вот так. Один забулдыга местный рассказывал. Не знаю, может, ему с пьяных глаз померещилось. В общем, старуха рано встает, чуть не в пять утра. А он неподалеку от тех мест прова­лялся, ночь была теплая. Проснулся, голова трещит, и полез он на участок к старухе. Я так понимаю, поживиться чем-нибудь задумал, чтобы наскрести на опохмел души. Видит, в одном из окошек шторки раздвинуты. Он заглянул - и чуть не помер, как сам говорит. Сидит старуха за столом в кружевном пеньюарчике, перед ней фарфоровая чашечка с кофе, рюмочка маленькая хрустальная, в рюмочке янтарной жидкости на чуток. Она кофе пьет и к рюмочке прикладывается. Как допила, встала, выта­щила откуда-то бутылку «КВ», подумала, налила себе еще полрюмочки, бутылку убрала и, под кофеек, значит, вторую пор­цию опростала...

- А что потом?

- А ничего. Встала, все со стола прибрала, из пеньюарчика в ватник переоделась, спрятала пеньюарчик и фарфоровые по­судинки и вышла из дому старушка-старушкой... А забулдыга деру дал.

- Что же ты мне сразу не доложил?