Вечный капитан

Тавры оставили женщин и детей в покое и бросились вперед, прикрываясь щитами. Десятка два, не больше. До нас добежали четверо. Впереди летел молодой тавр в кожаной куртке и с круглым щитом с металлическим умбоном, который держал в правой руке. В левой у него был широкий короткий меч, напоминающий мачете. В щите торчало несколько стрел.

Я понял, что не успею перезарядить арбалет, а может, просто решил проверить, каков в ближнем бою. Прислонив арбалет к стволу дерева, взял щит и вынул палаш из ножен. Мне казалось, что тавр ломится вслепую, обезумев от страха, и не видит меня. Оказалось, что видит. Он шустро уклонился от моего удара. Я рубанул палашом еще раз, но тавр отбил удар мечом и сразу ткнул меня острием в лицо. Я еле успел отпрянуть, позабыв, что можно закрыться щитом. Острие меча не дотянулось до моего носа всего несколько сантиметров. От испуга я рубанул тавра палашом по голове. Он закрылся щитом, нашпигованным стрелами. Пару из них я срубил. Тавр опустил щит и попробовал ткнуть меня мечом еще раз. Я порадовался, что меч короток, ударил палашом по нему, отбив влево от себя, и после короткого замаха рубанул справа налево по левому боку тавра. Он успевает закрыть щитом верхнюю часть тела. Палаш скользит лезвием по круглому ободу щита и врезается в тело ниже ребер. Меня в который раз поразило, как легко сталь рассекает человеческую плоть и кости. Клинок разрубил темно-коричневую кожаную куртку, легко прошел наискось вниз сантиметров пятнадцать. Тавр скривил лицо в глуповатой, блаженной ухмылке и ударил сверху вниз. На этот раз я инстинктивно подставил щит. И еще раз рубанул по тому же месту, уже со всей дури. Палаш прошел почти до паха и застрял. Я только со второй попытки выдернул его. Тавр упал вперед, на меня. Я брезгливо оттолкнул его щитом. Крови из убитого вылилось так много, что скоро все в радиусе метра два было залито ею. Я уже привык к крови, трупам. Цивилизационные наслоения, запреты и табу обсыпаются с меня, как старая краска с железной переборки. Смотрел на разрубленное тело с тем же безразличием, как на куски говядины или свинины в холодильных камерах супермаркета.

С остальными мужчинами-таврами, пытавшимися прорваться в лес, тоже было покончено. Двоих убили скифы и принялись скальпировать. Получается у них быстро. Наловчились уже. Женщины и дети стояли молча, никто не плакал. Мне показалось, что они не без интереса наблюдают за действиями скифов. Тавры, как мне рассказывали, вывешивают на шесте у дома голову врага, но только известного. «Обычным» убийством у них хвастаться не принято.

– Гоните тавров в деревню, – приказал я тем своим бойцам, которые были слева от меня, а тем, кто справа, поручил собрать трофеи и добить раненых, если обнаружатся.

Отряд Гунимунда вышел из деревни нам на помощь. Поняв, что она не нужна, начали шмонать дома. Ходили группами по четыре-пять человек, хотя в домах осталось всего несколько старух и один седой и беззубый дед. Все ценное выносили и складывали на дорогу, которая проходила от ворот до ворот. Туда же выгоняли скот и выкатывали арбы, чтобы на них увезти добычу.

Я зашел в самый большой двор в центре деревни с домом, построенным из камня и обмазанным глиной. Двор ограждал сложенный из необработанного камня забор высотой метра полтора. Справа и слева находились хозяйственные постройки, причем все без дверей. Посреди двора валялась убитая ударом копья, худая сука с обвисшим выменем. Крупная и лохматая, похожая на среднеазиатскую овчарку. Рядом с ней скулили семеро щенят. Дом примыкал к скале, она была как бы одной из стен. Примерно посередине этой «стены» находился очаг – неглубокая яма с пеплом, огражденная невысоким бортиком из камней, без трубы, дым выходил через дыру в крыше, крытой сплетенными прутьями, обмазанными глиной. По бокам очага торчали две рогатины, соединенные деревянной перекладиной, на которую вешали котел. Два их, медные и снаружи черные от копоти, один литров на пять, другой на три, стояли рядом на земле. Возле них лежали брошенные второпях дрова. По другую сторону очага к скале были приделаны деревянные полки, на которых стояли несколько глиняных кувшинов, тарелок и чашек. У правой и левой стены располагались ложа, широкие, на несколько человек. – низкие деревянные помосты, застеленные сеном и грязным лоскутным тряпьем. Они же, как оказалось, являлись и ларями для хранения «богатств» семьи: рулонов грубой ткани, овчин, обуви. В доме воняло дымом и овцами. Я приказал Палаку, который выносил котлы, забрать и щенят. По паре в городской дом и на виллу, остальных на ферму.

Из соседнего дома привели подростка-гота. Его держали в яме типа чеченского зиндана. Наверное, тоже для получения выкупа или продажи в рабство. На голове среди грязных волос свежий шрам длинной сантиметров пять и шириной в полтора. Наверное, от удара дубинкой. Щеки впали от голода, под глазами темные круги. Тело грязное, всё в синяках, с ободранными локтями и коленями. Из одежды только рваные штаны до колен.

– Ты не с фермы? – спросил я.

– Да, – еле слышно ответил гот.