Добравшись до места, Макаров встал в очередь в одну из касс и стоял покорно и тихо, еле-еле продвигаясь вперед. Тут кто-то дернул его за рукав. Он поднял глаза и увидел убогого с кладбища. Тот был по-прежнему небрит, замызган и радостно улыбался.
— Ты что, улетаешь? Брось! Разве так путешествуют? Я немного колес достал, пошли примем.
— Только этого мне сейчас не хватало!
— Ты же хотел в другой мир, я уже сейчас не помню — в какой. Две таблетки примешь — и там.
— Да у меня и без таблеток неплохо получается.
— Как это? Научи.
— Это просто, но очень дорого.
— Ну тогда мне не подходит.
— Ладно, пошли лучше сначала выпьем, а потом, может быть, и твоих таблеток попробуем.
— Билет, значит, не будешь брать?
— Да нет, рейс мой пока отложили.
— А ты куда хотел лететь?
— Мне все равно куда, лишь бы вернуться. Я уже целую вечность возвращаюсь и возвращаюсь, и ничего у меня не получается.
Через месяц Толя Новиков, с которым они сблизились после похорон и часто перезванивались, пригласил его на юбилей известного модного художника, с которым он имел честь состоять в приятелях. Макаров отнекивался, а Толя говорил, что художник хоть и известный, но вполне скромный и хороший мужик, с ним интересно поговорить, да и люди к нему приходят интересные.
— Ладно, уговорил, только при одном условии. Чтобы ты надел те брюки, которые привез из Англии, под замшу, не мнущиеся.
— Причем здесь мои брюки?
— Шутка.
— Нет, серьезно, откуда ты знаешь про брюки?
— По Би-би-си передавали.
Художник жил в небольшом отдельном доме, сразу за кольцевой.
— Он что, очень богатый? — спросил Макаров, когда они подходили к крыльцу.
— По-моему, нет, этот дом к нему по наследству перешел.
Внутри оказалось очень мило: много выпивки, много красивых женщин. Макаров выпил бутылку вина и стал по-доброму, весело пьян. Толик потащил его в соседнюю комнату, посмотреть на последние работы художника. На всех картинах были изображены бутылки: большие, маленькие, кривые, пузатые, пузырчатые, темно-зеленые и синие — очень много бутылок, целый бутылочный мир, который жил по своим бутылочным законам, выпячивая бока и нагло разглядывая всех, кто к нему не принадлежал.
— В этом что-то есть, правда? — говорил Толя.
— Действительно интересно, только от такого количества бутылок мне снова захотелось выпить.
Когда вернулись, он сразу увидел Анну. Она стояла рядом с красивым стариком, похожим одновременно на Алена Делона и на Жана Марэ, который о чем-то горячо спорил с художником. Анна тоже увидела его, застенчиво улыбнулась, потом отвернулась к спорящим. Это возмутило Макарова, он подошел и громко, с вызовом сказал:
— Здравствуй, Анна!
— Здравствуй, не ожидала тебя здесь увидеть. Познакомься, это мой муж.
Делон благосклонно кивнул и пробормотал что-то неразборчивое. Художник тут же утащил его смотреть бутылки.
— Как тебе мой муж?
— Шикарный мужик! Похож на Алена Делона в старости. И на Жана Марэ.
— Нахал! Ему всего шестьдесят.
— Кому? Жану намного больше.
— Напился и хамишь. Почему ты не звонил так долго?
Заиграла музыка, в центре комнаты начали танцевать.
— Пойдем потанцуем, — попросил Макаров.
— Как-то неловко здесь.
Они танцевали, и Анна все время пыталась освободиться от его слишком пылких объятий, а он все теснее прижимался к ней и шептал:
— Ты сегодня необыкновенна. Ты такая красивая, какой я тебя никогда не видел. Мне даже кажется, что я тебя вообще никогда не видел. Но теперь буду видеть чаще.
— Почему?
— Потому что скоро зима, и это будет наша зима, об этом уже стихи написаны.
— Какие стихи?
— И были дни, и падал снег, как теплый ворс зимы туманной, А эту зиму звали Анной, она была прекрасней всех…
— Никогда не слышала. Что все-таки с тобой?
— А что такое?
— У тебя глаза грустные. Мне кажется, что ты сейчас заплачешь.
— Я плачу по тебе.
— Ты все-таки много выпил.
— Много. И мне опять захотелось в другие миры.
— В какие миры?
— В разные. Но особенно в волшебный лиловый. Там ты была моя, там весь мир был мой.
— Перестань меня целовать, на нас люди смотрят!
— Какие люди? Здесь никого нет, одни бутылки. Бежим отсюда!
Ударом ноги он распахнул дверь веранды, и они выбежали в сад.
— Куда ты меня тащишь?
— Вон видишь — какая куча травы! Ляжем туда и займемся любовью.
Она что-то кричала возмущенно, но он дернул ее, и они упали на эту кучу. Их обдало острым запахом увядающей травы, от которого у Макарова еще сильнее закружилась голова. Анна молча отчаянно вырывалась; он лежал на спине, сжимал ее в объятьях и видел за ее плечом огромные низкие осенние звезды. Среди них двигалась крохотная яркая точка, пересекавшая небосвод.
«Это мой бывший сокурсник куда-то несется в своем звездолете», — подумал Макаров.
— И долго ты будешь меня так держать? — Анна, кажется, не на шутку разозлилась.
— Ну, куда ты рвешься? Там ничего нет. Почти ничего. Все скоро рухнет. Должно рухнуть, чтобы все началось сначала. А с этим миром ничего уже сделать нельзя.
— Немедленно отпустите мою жену, — услышал он растерянно-злой голос Делона.