Вдали от безумной толпы

– Господи! Я бы охотно дал тебе больше, но вот беда! Этот пустяк – все, что у меня есть. Я располагаю лишь тем, что дает мне жена, и сейчас, знаешь ли, не могу попросить у нее крупной суммы.

Женщина не ответила.

– Впрочем, времени у меня тоже нет. Так что слушай, – продолжал Трой. – Куда ты собиралась идти? В кестербриджский работный дом?

– Да.

– Ты туда не пойдешь. Хотя… Постой-ка… Разве что на одну ночь. Вот ведь невезенье! Сейчас мне совсем нечем выручить тебя. Переночуй там и пережди завтрашний день. А в понедельник я наконец-то буду свободен. Жди меня ровно в десять на сером мосту прямо на выезде из города. Я принесу все деньги, какие смогу достать. Нуждаться, Фэнни, ты не будешь – уж я об этом позабочусь. Скоро сниму тебе какое-нибудь жилье. А пока прощай. Я чудовище, и все же прощай!

Поднявшись на вершину холма, Батшеба оглянулась: женщина уже поднялась на ноги, отошла прочь от Троя и, нетвердой поступью зашагав вниз по склону холма, поравнялась с камнем, обозначавшим третью милю от Кестербриджа. Трой возвратился к жене, сел в двуколку и, взяв поводья, погнал лошадь рысью. Казалось, он был чем-то взволнован. Внимательно изучая его лицо, Батшеба спросила:

– Ты знаешь, кто эта женщина?

– Знаю, – отрезал он, отвечая ей нахальным взглядом в упор.

– Я заметила, – обиженно и надменно произнесла Батшеба, не отводя глаз.

По-видимому, Трой вдруг решил, что его откровенность не будет на пользу ни одной из женщин.

– Ни тебе, ни мне не может быть до нее дела. Прежде я видел лицо этой девицы – только и всего.

– Как ее зовут?

– Откуда мне знать?

– Я почему-то думаю, что ты все-таки знаешь.

– Думай, что хочешь, и будь…

Хлыст резко щелкнул по ребрам Крошки, заглушив окончание фразы. Животное из всех сих помчалось вперед. Муж и жена более ничего не сказали друг другу.

Глава XL На Кестербриджской дороге

Путь оказался долгим. Шагая все с большим трудом, женщина напряженно глядела на голую дорогу, теперь едва различимую в вечерней мгле. Наконец, совсем ослабев, путница вошла в ворота, за которыми стоял стог сена. Опустившись на землю подле него, она уснула, а проснувшись, увидела, что над нею сгустилась безлунная и беззвездная ночь. Плотный слой тяжелых облаков закрыл собой небо, не оставив ни клочка. Под черным сводом виднелся далекий свет кестербриджских огней, казавшийся ярче в окружении беспросветной тьмы. Обратив взгляд к этому слабому мягкому свечению, женщина произнесла: «Ах, только бы мне туда добраться! Послезавтра он станет ждать меня там. Боже, помоги мне! Быть может, тогда я буду уже в могиле!»

Из темноты донесся приглушенный звук: в господском доме пробило час. (После полуночи бой часов обыкновенно делается короче и слабее, полнозвучность дневных ударов сменяется чахлым фальцетом.) Затем вдалеке возник огонек. Вернее, два огонька, и они росли. По дороге, миновав ворота, проехала коляска. Те, кто сидел в ней, вероятно, возвращались домой после позднего ужина. Свет одного из фонарей на мгновение озарил скорченную фигуру женщины. В этот миг можно было увидеть, что лицо ее молодо в общем, но старо в деталях: овал по-детски округл и мягок, однако отдельные черточки уже начали заостряться.

Путница встала и, по-видимому вновь исполнившись решимости, осмотрелась по сторонам. Тщательно изучив взглядом живую изгородь, она медленно зашагала по дороге, которая, казалось, была ей знакома. Через некоторое время стали видны смутные очертания белого предмета – придорожного камня. Ощупью разобрав надпись на нем, женщина вздохнула: «Еще две мили!»

Прислонясь к камню, она немного передохнула, а затем вновь заставила себя подняться и продолжить путь, но, мужественно преодолев небольшое расстояние, опять сникла. На сей раз поблизости оказалась рощица. Холмики белых стружек, набросанных поверх опавших листьев, указывали на то, что днем лесники собирали хворост и плели изгороди. Теперь же все здесь стихло: ни шороха, ни дуновения. Даже ветви своим шелестом не скрашивали одиночества путницы. Заглянув в ворота, она открыла их и вошла.

Изнутри к ограде прислонены были хворостины, отдельные и связанные в пучки, а также колья всевозможных размеров. Несколько секунд женщина простояла в напряженном оцепенении, какое обыкновенно свидетельствует не о конце пути, но лишь о временной остановке. Очевидно, она прислушивалась – то ли к звукам внешнего мира, то ли к течению собственной мысли. Пристальный наблюдатель склонился бы к последнему. Более того, вскоре стало ясно, что путница упражняется в решении задачи, подобной той, которую избрал для себя Жаке-Дро[52] – изобретатель механических замен человеческим членам. При свете далеких кестербриджских огней, подобных северному сиянию, женщина на ощупь выбрала из множества палок две: они имели форму буквы «Y», достигая трех или четырех футов длиною нераздвоенной части.