Вдали от безумной толпы

– Ждите, я сейчас, – сказал Оук и бросился бежать вниз по склону холма.

– Фермера Болдвуда нет дома! – заметила Мэриэнн.

– Тем лучше, – ответил Джен. – Пастух ведь не за ним пошел.

Менее чем через пять минут Габриэль вернулся – все так же бегом, с двумя недоуздками в руках.

– Где ты их взял? – спросил Когген и, не дождавшись ответа, перемахнул через изгородь.

– Под стрехой. Я знаю, где они висят, – сказал Оук, следуя его примеру. – Когген, ты умеешь ездить без седла? А то искать седла некогда.

– Умею, да еще как лихо! – ответил Джен.

– Ты, Мэриэнн, ступай спать, – крикнул Габриэль, все еще сидя верхом на изгороди, а затем спрыгнул на луг Болдвуда.

Спрятав поводья в карманы, Оук и Когген подошли к лошадям. Те, думая, будто люди пришли безоружными, послушно позволили ухватить себя за гривы, после чего недоуздки были проворно накинуты на морды. Вместо удил в лошадиные рты сунули по куску веревки, которую завязали сзади петлей. Габриэль легко запрыгнул на спину одной лошади, Джен вскарабкался на другую, использовав насыпь как приступку. Оба выехали из ворот и галопом припустили туда, куда вор увел кобылу Батшебы. Кому принадлежала повозка, в которую впрягли лошадь, оставалось не вполне ясным.

Доскакав до Уэзерберийской низины за три или четыре минуты, преследователи оглядели погруженный во тьму зеленый пустырь у дороги. Цыган не было.

– Мерзавцы! – воскликнул Габриэль. – Куда же они подевались?

– Прямо поехали – к гадалке не ходи! – ответил Джен.

– Прекрасно. Верхами, налегке мы сумеем их нагнать. Давай-ка во весь опор!

Впереди не было слышно ни стука копыт, ни дребезжания повозки. От дождя усыпанная щебнем дорога размягчилась и приобрела некоторую податливость, хотя и не превратилась в жижу.

На перекрестке Когген внезапно остановил Молл и соскочил на землю.

– Ты чего? – спросил Габриэль.

– Коли мы их не слышим, то попытаемся отыскать следы, – ответил Джен, ощупывая карманы.

При свете зажженной спички стало видно, что дождь в этом месте лил сильнее. Полустертые отпечатки копыт, оставленные до грозы, превратились в лужицы и отражали пламя, подобно множеству горящих глаз. Среди них можно было различить одну дорожку свежих лошадиных следов, не заполненных водой, и одну пару колесных борозд, не превратившихся, как остальные, в маленькие канальцы. Отпечатки копыт многое сообщали о поступи животного: они располагались ровными парами с промежутком в три или четыре фута, причем в каждой паре правый след располагался строго против левого.

– Так бывает, если лошадь карьером гнали, – подметил Джен. – Немудрено, что мы их уже не слышим. А вот и следы повозки. Ба! Да кобылка-то точно наша!

– Почем ты знаешь?

– Старый Джимми Харрис только на прошлой неделе ее подковал, а его подкову я из десяти тысяч узнаю.

– Должно быть, остальные цыгане или раньше снялись, или в другую сторону поехали, – предположил Габриэль. – Других следов не видно?

– Нет, не видать.

Оук и Когген молча двинулись дальше и ехали томительно долго. Когда Джен достал старые томпаковые часы с репетицией, перешедшие к нему по наследству от какого-то славного предка, они пробили один раз. Он снова зажег спичку и склонился над дорогой.

– Здесь пошел легкий галоп. При таком беге повозку шибко мотает и трясет. Лошаденку с самого начала перетрудили, и она, видать, уже подустала. Скоро мы их нагоним.

Продолжив путь, Габриэль и Джен въехали в Блэкморскую долину. Семейная реликвия Коггена снова пробила час. Отпечатки копыт теперь располагались наподобие уличных фонарей: если бы их соединить, вышел бы зигзаг.

– Я знаю: это рысь, – определил Оук.

– Верно, на рысь перешла. Догоним, того и гляди, – сказал Когген.

Они быстро проскакали еще две или три мили, после чего Джен опять остановился.

– Погоди-ка. Нам не мешает поглядеть, как она взобралась на холм.

Снова спичка чиркнула о гетры, и снова огонек был поднесен к лошадиным следам.

– Ура! – возликовал Когген. – Пошла шагом – оно и понятно! Готов поспорить на пять шиллингов: догоним через две мили.

Проехав три, Джен и Габриэль прислушались. Единственный слышимый звук был хриплым журчанием реки, пробивавшейся сквозь мельничную плотину. Казалось, вода мрачно предостерегала путника, который мог утонуть, съехав с дороги. На повороте Оук сошел. Теперь следы украденной кобылки служили преследователям единственной путеводной нитью, и потому было особенно важно не перепутать ее следы с какими-нибудь другими.

– Что бы это значило? – спросил Габриэль, водя спичкой над дорогой. – Хотя я, кажется, понял.

Когген, запыхавшийся не меньше лошадей, тоже изучил загадочные знаки: на сей раз форму подковы имели только три отпечатка из четырех, а каждый четвертый был просто маленькою вмятиной.

– Фью-ю-ють! – протянул он, скривив лицо.

– Охромела?

– Да, – подтвердил Джен, продолжая разглядывать следы, – охромела наша Красотка на левую переднюю ногу.

– Вперед, – сказал Габриэль, вновь садясь на вспотевшего скакуна.