Варнак

– Это я у Дятла взял, поиграть, – усмехнулся Пастырь. – Хреновые у тебя солдаты, Хан.

    По залу прошёл гомон, разлилось в тусклом воздухе гудение растревоженных пчёл.

    Дятел, который понуро ждал в углу, вскочил и тут же повалился на колени, захныкал, из глаз его потекли слёзы.

– Ну ты и чмо, Дятел, – произнёс со своего места Меченый. – Я всегда говорил, что ты чмо.

– И ничего не сказал, сука! – покачал головой Ведро. – Он же нас поубивать мог.

– Я отмажусь! – завыл виноватый. – Хан, я отмажусь, клянусь!

    Царёк небрежно махнул рукой, бросил коротко:

– В холодильник.

    После того, как Дятла уволокли, обрывая его причитания тычками и затрещинами, Хан обратил узкоглазый взгляд на варнака, задержал на минуту. Со своего места Пастырь ничего не мог прочитать в этих узких щёлочках, но догадывался, что противник взбешён. Его, Пастыря, рейтинг ещё скакнул вверх, и Хана это радовать, разумеется, никак не могло.

– Ну, ладно, братья, начнём, – произнёс царёк.

    Гул тут же утих, словно кто-то выключил радио. Дисциплина была жёсткой, это Пастырь давно уже понял.

    Значит, «братья», говоришь? Ну-ну…

– Сегодня нам три решения нужно вынести, – продолжал Хан. – Первое – вот по этому, – кивок на Пастыря, – человеку. Он обвиняется у нас по трём пунктам: преступление против жизни, нарушение границ братства, подрывная деятельность.

    Ух ты! Круто. Это какие у нас статьи-то по УК, интересно…

– Суть дела вы все уже знаете, – Хан обвёл собрание тяжёлым взглядом, от которого души самых младших, наверное, трепетали, а старших – наполнялись гордостью: мы – сила! – Пересказывать не буду. Или кто-то не знает?

    Собрание отозвалось молчанием.

    Хан выждал минуту, кивнул.

– Наш закон вы все тоже знаете, повторять не нужно. Но этот, – кивок на Пастыря, – человек не знает. Для него скажу: всякий чужой, кто оказался на территории Братства без разрешения, с целью шпионажа, должен быть казнён на месте. Это первое преступление и за него полагается смерть. У этого человека, братья, есть ещё одно преступление, за которое полагается смерть: подрывная деятельность. Он пытался убить Стрекозу, он пытался пробраться в лагерь мимо часовых. С какой целью – это вы не хуже меня понимаете.

    По залу пробежал шорох и гул голосов. Взгляды собравшихся на минуту сконцентрировались на Пастыре так, что он почувствовал их физически: любопытные, испуганные, выжидающие взгляды полусотни подростков. И почувствовав их, Пастырь улыбнулся краешком губ, но отчётливо – так, чтобы каждый смотрящий на него глаз видел: ему, Пастырю, трёп этого пришибленного царька равнобедренен. Пастырь себе на уме и бессмертен, как Кощей.

    Встретился глазами со взглядами нескольких пацанов, жёстко и вопросительно заглядывая в душу…

    Да брось ты, Хан! Мальчишки как мальчишки. Может быть, ты и успел загадить им мозги и души, но ты, Тохтамыш, кажется, переоцениваешь свои способности. Не нужен ты им. Им сейчас покажи папку с мамкой – и всё, побросают они пистолетики, заревут и кинутся под родительское крылышко. Наигрались они уже в войнушку по самое не хочу, похоже…

    Людоедики…

    Ничего. Забудется это потом, как страшный сон.

    Забудется ли?..

    Забудется. В этом возрасте легко забывается.

    Или нет?.. Не помню.

    А вон те, постарше, что сидят ближе к столам – это, похоже, «гвардия». Эти – да, волчата. Они, видать, попробовали уже человеческой кровушки, поняли, что жизнь человеческая ни хрена не стоит. Усвоили, что шестиграммовый плевок свинца способен решить многое. С этими дипломатия не прокатит, этих нужно бить в лоб, чтобы выбить из головы дурь. И не факт, что выбьешь.

– В общем, братья, – продолжал между тем Хан, – мы должны вынести наше суровое, но справедливое решение по закону военного времени. Прокурор, говори.

    Поднялся сидящий по правую руку, рядом с Меченым, пацан лет шестнадцати.

– А чего тут говорить, – произнёс он, кривя рот, обводя пустым взглядом зал, небрежно задержав его на Пастыре. – И так всё ясно. Виновен по всем статьям. Приговариваю к смерти.

– Ты кто, Куцый? – недовольно проскрипел Хан.

– В смысле? – не понял тот, поглядел на вождя, вмиг утратив свою развязную спесь.

    В повисшей в зале абсолютной тишине Хан взял графин, стоящий в центре стола, неспешно набулькал стакан воды. Выпил.

– Я спрашиваю, кто ты здесь такой? – пояснил, вытирая рукавом губы.

– Это… Прокурор, – ответил Куцый.

– Ну и с какого бодуна ты приговор выносишь?

– Ты ж сам сказал: к смерти, – опешил прокурор.

– Я сказал?! – вспылил Хан. – Ты первый раз на суде?! Прокурор не выносит решения, это понятно?! Прокурор – просит. Просит для обвиняемого такого-то наказания, урод!

– А… Ну, это… – поник Куцый. – Прошу для подсудимого смертной казни.

– Садись, – бросил ему царёк.

    «Прокурор» сел. Слышно было, как скрипнул под ним стул. По залу пролетел шепоток и тут же стих, едва Хан поднял от стола взгляд.