Варнак

    Он поднялся, достал новую сигарету, покатал в пальцах, спрятал обратно. Посмотрел на Пастыря как будто даже с сожалением. Пораздумал. Кивнул, подытоживая разговор и свои мысли.

– Короче, мясо, – сказал деловито после того, как свистнул часовому, – не бери в голову. Пацанов я тебе не отдам. Так что, будь здоров, на суде увидимся.

16. Суд

    За Пастырем пришли после обеда. После обеда – это по времени и по запаху, доносящемуся из столовки. Пастыря не кормили. Новому часовому, заступившему в полдень, принесли миску гречки, лепёшку и кружку чаю, а про Пастыря решили, наверное, что его самого скоро съедать, так что… Ну, это они зря! Он же с голодухи жирность потеряет, и так почти нулевую.

– Чего лыбишься, мясо? – бросил ему часовой, разбрызгивая гречку из битком набитого рта.

    Лет четырнадцать пацану. Узколицый, худосочный. Нос, что у твоего Буратино. Над высоченным лбом торчит белобрысый ёжик волос. Вот говорят, высоколобые отличаются интеллектом… Какой тут интеллект!

– Ты кушай, кушай, мальчик, – по-отечески мягко произнёс варнак. – Не разговаривай во время еды, а то подавишься.

– Чё, типа весёлый? – поинтересовался шпанец, медленно проглатывая кашу.

– Да какое там! Не видишь, слёзы в глазах стоят?

– Погоди, скоро реально заплачешь, – буркнул буратино.

– Тебя как зовут, мальчик?

– Ну ты, козлина, я тебе не мальчик! – окрысился пионер.

– Девочка, что ли? – процедил Пастырь, прищуриваясь. – Ты, недоросток, слова-то выбирай. Мне же этот ваш замочек вывернуть – раз плюнуть. Выйду и удавлю, как котёнка.

    Пацан испуганно зыркнул на запор. Бросил ложку, метнулся к двери – проверить замок. Вот же балбес!

    Пастырь быстрым подскоком тоже оказался возле двери, одним движением просунул руку между прутьев и схватил пацана за шею. Резко притянул к себе, так, что прутья вдавились в испуганную мордашку, как в сваренное вкрутую яйцо. Изо рта пацана пахло гречкой и внезапным ужасом.

    Второй рукой заграбастал в горсть мальчишеское лицо, сжал щёки и подбородок так, что тот ни челюстью пошевельнуть не мог бы, ни пикнуть.

– Здравствуй, мой хороший, – прошептал варнак в его распахнувшиеся испуганные голубые глазёнки. – Ну, как тебя зовут, мальчик?

    Пацан что-то промычал нечленораздельно, не в силах издать почти ни звука. Пастырь чуть ослабил хватку.

– Чего говоришь?

– Дятел! – пропыхтел шпанец, задыхаясь.

– Чего-о? Сам ты дятел! – обиделся Пастырь, но смелостью пацана почти что восхитился.

– Зовут… – простонал тот. – Дятел зовут.

– А-а, – разочарованно протянул варнак, невольно хохотнув.

    Он на секунду отпустил мордашку, выхватил из-за пояса у пацана «Макарова», переложил его в свой карман.

– Как ты меня назвал-то? – спросил, улыбаясь, приближая свои глаза к Дятловым глазёнкам.

– Я не вас, – засуетился тот, выпуская из себя нехороший воздух. – Это я, я Дятел!

– Да нет, раньше-то, – покачал головой Пастырь. – То ли козлом, то ли мерином, что-то такое.

– Простите, дяденька, – на глазах пацана проступили слёзы. – Простите!

– Нехороший ты, пионер, – вздохнул Пастырь, отпуская охранника.

    Тот отпрыгнул, остановился в нерешительности, вопросительно и умоляюще глядя на варнака.

– Что? – поднял брови Пастырь.

– Пи… пистолет отдай… те, – пролепетал пионер.

– Несовершеннолетний ты ещё, – покачал головой варнак.

    Вот тут за ним и пришли. А жаль. Пастырь хотел уж немного разговорить шкета, вопросов ему интересных позадавать.

    Часовой упал на табурет, затравленно глядя на явившихся троих конвоиров.

– Ты чего такой, Дятел? – заметил старший его состояние. Чернявый мощный паренёк, на вид никак не меньше восемнадцати. Но кто их сейчас разберёт, акселератов.

    Дятел только рот разевал, не в силах выдавить из себя ни слова. Видать, суровая кара грозила ему за то, что профукал оружие. А Пастырь не торопился – с улыбкой глядел на подавленного заморыша.

    Его открыли, вывели, велели завести руки за спину и надели наручники. А трусливый Дятел так ничего и не сказал – уныло поплёлся следом позади пришедших конвоиров.

    Шпана сидела в зале полукругом, прямо на холодном полу, подложив под задницы кто что придумал. В центре круга поставили рядом два стола, стулья. Ещё один стул стоял напротив столов – для подсудимого, видать. За столами уселись: в центре Хан, по правую руку от него Меченый, и ещё кто-то из старших, а слева – два хлопца помладше. Солидная такая судейская бригада…

    Пастыря подвели к стулу, толкнули, давая понять, что нужно сесть. Сел. Два конвоира встали по сторонам. Третий отошёл к столу, уселся на пол напротив, подложив под зад кусок картона.

– А у меня «макар» в кармане, – просто сказал Пастырь, улыбнувшись Хану.

    Тот дёрнул бровью, перевёл взгляд на конвоиров. Шпана с обеих сторон кинулась обыскивать карманы. Усевшийся было старшой суетливо вскочил, дёрнул из-за спины автомат.

    Ага, ты тут ещё пулять начни, как раз половину сборища и положишь…

    Хан, наверное, о том же подумал – бросил коротко:

– Ствол вниз, Ведро!

    Правый охранник выдернул из Пастырева кармана «макара», бегом отправился к столу судилища, положил оружие перед Ханом. Бегом же вернулся на своё место.