В тени родных деревьев

— Утеху дай мне, утеху и исцеление! — взывала с мольбой Фуфала, свесив голову и глядя в землю перед собой. Но Мурца, улучив минуту, успел уже ускользнуть — увлеченная своим красноречием, Фуфала не заметила его исчезновения… Когда она подняла голову, перед ней стоял не «друг и брат» ее души и сердца Мурца, а молодой, весело ухмыляющийся Кория.

— Этот еще откуда притащился? — воскликнула Фуфала.

— На ветке укропа сидел, ветка подломилась, с ветки свалился! — отвечал Кория.

— Что, что?

— Доски гробовые строгал, пришел мерку взять, чтобы гроб тебе сколотить, поняла? — нагло осклабясь, отчеканил Кория; Фуфала рассвирепела, но притворилась, что не слышит.

— Ах, это ты, ненасытное брюхо, коршун, что всю деревню по зернышку расклевал? — наддала она жару, и неспроста: Кория был хищник, вор, знаменитый на всю округу.

Он никогда не упускал случая помучать бедную старуху.

И истязание Фуфалы началось сначала…

Солнце садилось, вечерело. Сумерки окутывали деревенскую дорогу.

— Господи! Порази громом, сожги, испепели моих врагов! И пусть грызут их неусыпные черви в аду! — взывала усталая, измученная Фуфала.

Пастухи пригнали с поля стадо. Женщины поднялись, стали собираться домой.

Встала и Фуфала… Встала, поглядела пристально в лицо Нинуце и вдруг бросилась ей на шею. Многие из женщин задержались у пшата — из любопытства.

— Нинуца, пожалеешь меня, беззащитную сироту, когда я умру?

Нинуца смутилась: «Ну, что ты, что ты?» — твердила смущенно и ласково.

— Пожалеешь? Затуманятся твои красивые глаза? Оплачешь меня горючими слезами, от чистого сердца? Щеки себе расцарапаешь?

— Ах, господи, что ты говоришь?.. Пусть раньше твоя рука меня землей засыплет! — говорила потрясенная Нинуца.

Женщины заволновались, зашептались.

— Обещай мне, дай слово, что распустишь волосы, оденешься в черное, головой будешь о гроб мой колотиться! — И Фуфала тихо завыла, запричитала, охваченная тоской, заплакала навзрыд… Нинуца вторила ей, женщины смахивали слезы. А незамужние девки не упустили случая уязвить, ужалить:

— Ого, посмотрите на эту молоденькую лань!

— Подружка моя, душа родная, тебе меня для могилы обряжать, тебе меня землей засыпать… Будь вопленицей на моих похоронах, оплачь меня складными стихами, слова придумай, кипучими слезами обожженные! — молила в порыве отчаяния всеми отверженная и заброшенная Фуфала, одинокая, как бесплодное дерево, побитое ненастьем и иссушенное зноем…

— Душу выверни, чтобы плач твой услышали на небесах — знаешь ведь, бездомная я, одна как перст, некому меня пожалеть… — дрожа, как в лихорадке, твердила Фуфала, и уже ворот ее был мокр от слез, что катились по землистым, увядшим щекам.

— Потоки слез над тобой запеним, а хочешь, так целые водопады! — прыснули со смеху Синеглазка и розовощекая, румяная Подушечка.

А Фуфала, обессиленная, свесив голову на грудь, сидела в полубеспамятстве на коряге, и крестьянки брызгали на нее водой из кувшина.

Наконец кое-как Фуфала пришла в себя, успокоилась. Нинуца не отходила от нее, хотела было забрать странницу к себе домой, да испугалась грубияна-мужа — как бы не выставил ее вместе с гостьей на улицу: не такой, дескать, я богач, чтобы дармоедов кормить!

Наконец все тот же огородный воришка, подал знак расходиться, громко крикнув: «Всякая птичка знай свое гнездышко!»

В последний раз приголубила Нинуца Фуфалу и, рассыпавшись в извинениях, поспешила домой.

Не нашлось для гостьи радушных хозяев…

Сумерки сгустились… Фуфала раскрыла зонтик и поплелась, спотыкаясь, по дороге. Куда? Она и сама не знала…

Увидев раскрытый зонтик в вечерней полутьме, Лютоярка крикнула ей вдогонку ядовито:

— Осторожней, как бы солнце не опалило!

— Глядите — светлячок за своим же огоньком тянется! — насмехалась Синеглазка.

— Мотылек пестрокрылый, ты потише лети! — злорадствовала Подушечка.

— Хотите, открою вам тайну? — и злобная Лютоярка приложила с значительным видом палец к губам.

— Открой, милая, хорошая! Говори, не томи! — окружили ее те, что еще оставались под пшатом.

Но Лютоярку не так-то просто было уговорить поделиться своими секретами.

— А знаете ли вы… — вскрикивала она и вдруг умолкала.

— Скорей, расскажи, а то уж поздно, не иначе, как отведаем дома хворостины!

Наконец Лютоярка смилостивилась и раскрыла соседкам страшную тайну:

— Не было никакого Шиолы! Так же не было, как я никогда не сидела царицей на престоле! — сказала она с расстановкой.

— Что? Как это так? Господи, да неужели? — переспрашивали сплетницу ошеломленные крестьянки. — Святой Георгий, спаси и помилуй!

— А вот так! Фуфала все как есть выдумала, высосала из пальца. Никогда не ходил по белу свету Шиола, и никто его не видал!.. Так же, как и лекарств Фуфалы!